Смертельная миссия в Хайларе - Галина Алексеевна Беломестнова

– Будет вам артиллерия, – ответил подполковник и приказал телефонисту соединить его с третьим дивизионом девяносто седьмого артиллерийского полка.

Морщась от режущего глаза песка, Харченко наблюдал в бинокль, как посередине густого соснового подлеска разорвался с грохотом снаряд, за ним другой, орудия артдивизиона били беглым огнем. Следом за ними со скрежетом сыграли минометы, и на окраине военного городка начали рваться тяжелые мины. Там все горело, трещало, рвалось, дымились обугленные кирпичи казарм, в парке жарко, факелами, запылали сосны, ветер приносил к траншеям клубы удушливого дыма, клочья горячего пепла летали в нагретом воздухе. Солдаты тихо переговаривались, спрятавшись в глубоких песчаных окопах – ждали окончания артподготовки. Еще не осела земля от разрывов, как вверх взвилась красная ракета. Капитан вытащил из кобуры наган и крикнул осипшими от жары и пыли голосом:

– Батальон, в атаку, вперед!

Пространство перед траншеями закипело людьми, стали слышны автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Горящая роща дохнула жаром пылающей печи. Налетевший ветер поднял оранжевую метель огня, дыма и искр, но треск очередей не умолкал, никто из бойцов не защищался от огня, не прикрывал глаза, не оглядывался по сторонам. Перепрыгивая через зияющие ямы воронок, через торчащие сучья и ветки, обрубленные снарядами, через трупы убитых, солдаты бежали вперед. Танки и самоходки поддерживали их, ведя огонь не слишком прицельно. В ответ на стрельбу атакующих закованные в железобетон сопки взорвались огнем пушек. За многие годы вокруг опорного пункта было выверено и пристреляно все, до сантиметра. Снаряды вздергивали землю, было видно, как падали бойцы, зигзагами отползали в стороны от разрывов и снова с упрямой злостью поднимались, бежали и ползли мимо оспин воронок, сквозь клубы ядовито-желтого дыма.

Харченко перевел бинокль на позиции противника. На правом фланге батальона находилась высокая сопка, с маленькой кумирней наверху. Артобстрел сорвал маскировочный дерн с бронированного колпака большого дота на ее склоне, и было видно, как оттуда рывками плескался огонь – японцы вели режущую перекрестную стрельбу из крупнокалиберных пулеметов. Он перевел взгляд на дивизионы артполка. Орудийные расчеты спрятали пушки в редких кустиках. Наводчики били по бойницам прямой наводкой, но снаряды семьдесят шестого калибра отскакивали от брони.

Цепь наступающих залегла. Харченко понимал, что значит сейчас потерять темп атаки. Его неполный стрелковый полк сдерживал многократно превосходивший по численности гарнизон крепости. Багровея лицом, он приказал немедленно связать его с восьмой ротой.

– Юсупов! Ты что медлишь? Что чешешься? А ну, подымай людей!

– Японцы лупят из пулеметов! Головы поднять не дают, товарищ подполковник!

– Взорвите эти доты к чертовой матери! Нельзя медлить!

– Артиллеристам бы огоньку…

– Пушки не берут доты!

Харченко раздраженно бросил трубку телефонисту и осмотрелся. Впереди позиции были видны распластанные на земле тела солдат, многие отползали назад в окопы, прыгали в них.

– Левченко, организуйте подрыв дота. Еще немного – и японцы пойдут в контратаку.

– Уже пошли, – ответил комбат, показывая на скатывающиеся по склонам фигурки, впереди всех бежал, размахивая саблей над головой, офицер.

Обстановка резко изменилась. Пулеметный огонь прекратился, лишь изредка звучали винтовочные выстрелы. До позиции долетал крик «Банзай!». Бойцы батальона, оставив в окопах шинельные скатки и вещмешки, примкнув к винтовкам штыки, перемешивая русский мат с криками «Ура! За Родину!», выбирались на бруствер. Схватка была лютой. Японцы шли в атаку, как на смерть. На голове – полоски белой ткани с иероглифами. В руках – мечи, кители расстегнуты, рукава закатаны. Стрелковые роты встретили врага огнем в упор и штыками.

Японский офицер отсек руку у бойца, занесшего винтовку для удара, вторым взмахом сабли добил его, заметив краем глаза лейтенанта Юсупова, издал шипящий звук, но развернуться не успел – тот выстрелил ему в лицо. Рядом раздался взрыв – это красноармеец бросил гранату под ноги ворвавшимся в траншею японцам и упал сам, сраженный осколками.

– Падло проклятое! Бей их, ребята, в гробину мать!.. – приговаривал старший сержант Бынков, сверкая желто-зелеными, по-волчьи блестевшими глазами. Слегка присев и выставив сверкающий гранями штык, он умело отражал атаки наседавших на него низкорослых, но быстрых врагов.

Оглушенный грохотом боя молодой командир взвода Медведев, бледный, с острым, отрешенным лицом, стрелял из нагана и мазал в горячке. Коренастый крепкий капрал вывернулся откуда-то сбоку и вонзил отточенное узкое лезвие штыка ему в живот, из пробитой брюшной аорты толчками выбило алую струйку крови, залило гимнастерку.

Измотанные, насмотревшиеся на погибших товарищей красноармейцы дрались озлобленно, не щадя никого.

Эту атаку они отбили. В пятнадцать ноль-ноль была произведена двадцатиминутная артподготовка и штурмовые группы снова пошли в атаку. Бой длился пять часов, и только к вечеру третий батальон 152-го стрелкового вышел на высоты, прилегающие к саду и городу, и закрепился на них.

* * *

Обрывистые, заросшие травой и кустарником сопки, полукольцом нависли над городом. Горы накрыла темнота, но над Хайларом висело зарево пожаров. В боях наступило временное затишье. Вот где-то в тылу полка проехала, поскрипывая песком, автомашина, потом донесся цокот копыт. Сквозь кусты, словно глаза дракона, засветились багровые угольки походных кухонь. Солдаты звенели возле них котелками в ожидании ужина. Вспомнив, что с утра ничего не ел, Харченко зашел в штабной блиндаж. Начальник штаба Колтун колдовал над картами за импровизированным столом. В углу, занавешенном плащ-палаткой, беспрерывно попискивал телефон. Это из дивизионов и с передовых постов докладывали обстановку. Пристроив рацию на ящиках от снарядов, радист торопливо выговаривал позывные, вызывая третью роту, которая первая ворвалась в электростанцию и вот уже сутки держала там оборону.

– Товарищ подполковник, Сосна отозвалась, – радостно сообщил он, протягивая трубку.

– Гудков, докладывай, как вы там? – громко спросил ротного Харченко.

– Закрепились на электростанции. Железнодорожный мост через Иминьгол сохранили. Противник пытается нас окружить, контратаки отбиваем, погиб один красноармеец.

– Держитесь. Отправлю вам на помощь самоходки и взвод пулеметчиков, и держи нас все время на связи.

– Есть держаться, товарищ подполковник!

Харченко устало присел за стол и попросил своего ординарца:

– Саша, сообрази-ка нам чайку и поужинать.

Ординарец принес котелки с кашей, чайник, заварку и кружки.

– Борис Хунович, оторвись от бумаг и расскажи, что нового сообщают из дивизии. – Харченко пододвинул кружку с чаем начальнику штаба.

Тот аккуратно сложил бумаги в папки и, весело щуря темно-карие, опушенные длинными ресницами глаза, сказал усмехаясь:

– Японцы таки не ждали от нас такой прыти, Прокопий Иванович. Строевым порядком все отходят в свои крепости.

Капитан был евреем и родом из Одессы, в мирное время он работал в какой-то финансовой организации. Тяга к порядку в бумагах и отчетности, видимо, сохранилась у него с той поры.