ПРОДЮСЕР-САН, том 1: я оказался в корпорации, где меня ненавидят - Энн Санни

Как бы не так. Томоко и в этой ситуации умудрилась меня удивить. От неё требовалось всего ничего — когда главные фрукты, которые изображали известные айдору, заканчивали танцевать, то на первый план выходила она, делала неуклюжий книксен и представлялась госпожой Лимон.

Уж не знаю в чём была проблема, но мы переснимали этот дубль потрясающе долго. Настолько долго, что я даже успел устать и отправился подкрепиться к столу с напитками и сэндвичами. Когда я вернулся, то всё шло по-старому. Режиссёр ужасно сердился и кричал. Его послушать, так на роли госпожи Лимон не то что рекламный ролик держался, а вся японская киноиндустрия. Томоко же своей игрой оскорбляла искусство, богов и чувство прекрасного всего человечества.

Всё происходящее меня основательно удивило. Причём настолько, что мне даже показалось, что у режиссёра к нам или к нашей компании что-то личное. Никаких других для такого гневного поведения я не видел. Да, играть Томоко не умела, но её роль никакой игры и не предполагала. Там негде было ошибиться. Зато все приказы и распоряжения она выполняла тщательно, а выглядела в своё дутом жёлтом костюме не хуже других, да и в остальных аспектах от массовки тоже не отличалась.

Мне уже начало казаться, что отправляться на эти съёмки было плохой идеей и я уже начал прикидывать разные способы под благовидным предлогом сбежать, но ничего дельного мне в голову не пришло. Режиссёр же, накричавшись до хрипоты, объявил наконец перерыв. Томоко в жёлтом костюме госпожи Лимон бросилась на улицу, а я же бросился за ней.

На улице было пасмурно и явно собирался дождь. Впрочем никого это не смущало. Уставшие работники разбрелись по небольшому дворику и принялись остервенело курить. Причём все сбились по своим кучкам. Техники с техниками. Менеджеры с менеджерами. Режиссёр расположился на скамейке со своей помощницей и только моя Томоко осталась одна. Я отправился к ней, но меня остановил звонок на телефон. Когда я его доставал, то ожидал очередную выволочку от Намии, но реальность оказалась более прозаичной — звонил мне Гурудзи. Отвечать я не стал — скинул и отправил СМСку, что перезвоню.

Вблизи Томоко оказалась заплаканной. У неё весьма заметно потёк макияж, а сама она сосредоточено тёрла его салфеткой.

— Последняя попытка была неплохой. У тебя почти вышло, — попытался её поддержать я.

— Издеваетесь? — её голос дрожал.

— Нисколько. Да и я всё понимаю. Сложно требовать от человека каких-то результатов, если он впервые вынужден заниматься чем-то новым.

— Скажите, Рючи-сан, — Томоко скомкала салфетку и бросила в урну, — Я правда такое ничтожество?

Тут уже немного опешил я.

— Нет, почему же? Ты просто неопытна. И если честно, — я попытался прибавить доверительных ноток, — Ты выступала ничуть не хуже других. Даже не знаю, почему режиссёр на тебя так взъелся?

— Не врите, — сухо ответила Томоко, — Я бы с вами согласилась, если бы подобные вещи не случались так часто. Но у меня слишком много вещей получается плохо и мне слишком много об этом говорят. А значит я действительно ничтожество.

Она затянулась сигаретой, а мне очень резко дошло, насколько же мне осточертела эта работа. Постоянно вот мне приходится успокаивать нестабильных и сложных людей, причём с такой завидной периодичностью, что впору и психологом становится. Хотя нет. Это будет та же работа, но только в профиль. Лучше уж сантехником. Трубам и унитазам по крайней мере не нужно рассказывать, что они со всем справятся.

— А давайте отсюда сбежим! — неожиданно предложила Томоко.

Я аж на секунду потерял дар речи, но быстро взял себя в руки. Честно говоря, перспектива сбежать выглядела на ужас приятной. Если бы не Намия, которая явно не поймёт такой манёвр и такой провал во время первой же сьёмки.

— Всё равно я тут всем только мешаю. Так к чему оставаться? Мучить себя и других? — продолжила Томоко.

— Нет, — отрезал я, — Мы сбежим только после того, как закончим все дела.

— Но у меня же не получается. Мне этот dummkopf, — Томоко кивнула в сторону режиссёра, — это уже сто раз повторил.

Я напомнил Томоко про обещание. Моя подопечная ойкнула, зажала рот руками, но тут же пришла в себя и вновь принялась протестовать.

— Значит ты будешь пробовать ещё сотню раз, — остановил её я. — А что ещё остаётся? Тебе нужна хоть какая-то реклама и хоть какая-то практика, а мне нужно быть способным хоть что-то предложить клиентам.

— Идиотизм!

Мне пришла в голову блестящая идея:

— Вот и попробуй отнестись к этому, как к идиотизму.

Томоко смерила меня непонимающим взглядом.

— Тебя окружают идиоты, — продолжал я. — Вся эта съёмочная площадка идиоты, а ты одна нормальная. И тебе всего лишь нужно убедительно под них закосить. Чтобы они поверили, что ты ничем от них не отличаешься.

— Хорошо, — тихо сказала она, — Я попробую. Но если у меня снова ничего не получится, то продолжать участвовать в этом унизительном цирке я не собираюсь.

— Вначале попробуй, — подытожил я. — А потом уже будем обсуждать цирк.

Перерыв окончился. Группа снова забрела в ангар и сьёмки начались сызнова. Я же развалился на хлипком складном стуле и уставился на сцену. Ничего интересного там не происходило. Этот рекламный ролик я уже успел выучить наизусть и его сюжет был примитивно прост. Всё начиналось в тропическом саду, где камера медленно проплывала сквозь листья.

— В саду, где зреют чувства, всё не так сладко, как кажется, — Говорил закадровый голос.

Затем на сцену выпрыгивал Апельсин, чистый мачо в спортивном костюме из 80-х, а за ним выпрыгивала Яблоко, наивная, но дерзкая юная девушка в школьной юбке и кедах. Они карикатурно бежали друг к дружке, но в последний момент их разнимал Банан-полицейский и дул в свисток.

— Не смешивать витамины! Это вне закона! — кричал он.

Следующий дубль был с грушей-соблазнительницей, она томно раскинулась на кушетке в мехах и с бокалом сока. Смотря в камеру, она говорила с придыханием:

— Но кто сказал, что закон важнее чувств?

Затем было множество дублей, которые, как я понял, должны были изображать безумные танцы фруктов, или же их безумное дрыгание в блендере. Фрукты были один другого краше: Виноград на скейте. Лайм в латиноамериканском костюме, Киви возле диджейского пульта и все сливалось в молодёжно-бунтарский танец, причём с каким-то диким перебором в сторону молодёжности и бунтарства. Музыка нарастала и действие прерывала госпожа Лимон. Моя Томоко выходила на сцену и говорила:

— А я Лимон, но ведь