Встречи с призраками - Артур Конан Дойль

Я решил, что это мог быть тюлень, но мне тут же пришло в голову, что я не видел ни одного тюленя со дня прибытия на остров, хотя он и казался идеальным местом для этих существ. Еще удивительней то, что они редко попадались мне на глаза и на побережье Льюиса, и по пути сюда. Но возможно, на летний сезон они уплыли на север, оставив здесь только старого самца-отшельника, который с годами стал осторожным и не захотел рисковать. В целом эта мысль показалась мне вполне правдоподобной.

Весь оставшийся день я обрабатывал накопившиеся фотопластинки и рано лег спать, чтобы проснуться с рассветом. Этот день выдался самым чудесным за все мое пребывание здесь. Небо было безоблачным, а море почти спокойным, так что я решился искупаться.

То, что я называю пляжем, на самом деле представляло собой пологую каменистую отмель, местами покрытую галькой и многочисленными трещинами. Она круто обрывалась, так что я, сделав три-четыре шага, неожиданно оказался на глубоком месте. Проплыв ярдов сто, я перевернулся на спину и расслабился. Если не считать легкой качки, море было совершенно спокойным.

Потом я увидел на воде небольшую воронку, вроде тех завихрений, какие возникают, когда крупная рыба проплывает близко к поверхности, а через мгновение у меня возникло прежнее неприятное ощущение, будто бы за мной наблюдают сзади.

Я перевернулся на живот, но опять опоздал. На воде остались только расходящиеся круги и ничего больше. Медлить я не стал. Пловец из меня неважный, но, думаю, я преодолел ту сотню ярдов до берега за рекордное время. Не уверен, но мне представляется, что существо сопровождало меня, плывя параллельным курсом, пока я не выпрямился и не заскочил на отмель, подняв фонтан брызг.

Я принялся торопливо одеваться, запутался в брюках и, пытаясь сохранить равновесие, наступил на острый камень и порезался. Забрызгав весь камень кровью, я наконец остановил кровотечение. Затем я присел на один из валунов, чтобы закончить с одеванием, попутно проклиная свою неловкость, из-за которой придется несколько дней не уходить далеко от хижины, как вдруг из-за дальнего конца острова выплыла рыбацкая лодка. До нее было далеко, но экипаж, заметив, что я машу рукой, повернул к берегу и сбросил парус, чтобы обойти рифы, закрывающие вход в бухту.

В лодке сидели четверо мужчин, и мне показалось, что они не горели желанием сойти на берег. Двое гребцов налегали на весла, а тот, что стоял на носу, успел прокричать целую череду вопросов, из которых я ничего не понял, потому что рыбак говорил по-гэльски. Я обратил внимание, что на лавке рядом с рулевым лежало ружье — несколько необычное оснащение для рыбачьего судна.

Я снова помахал рукой, приглашая их в гости, и заковылял к кромке воды. Наконец лодка приблизилась, высадила того, кто стоял на носу, и сразу дала задний ход. Высаженный мужчина с большой торопливостью двинулся по мелководью к берегу и, как только добрался до меня, разразился целым словесным потоком.

Кажется, он убеждал меня незамедлительно подняться на борт, но я лишь покачал головой в ответ и показал на свою хижину. Он заметил кровь на камне и рану на моей ноге и забеспокоился куда сильней, чем того, на мой взгляд, требовало положение. А когда я дал ему понять, что хочу, чтобы он поднялся в хижину и попробовал моего виски, он вызвался пронести меня на руках всю нижнюю часть тропы. Насколько я смог понять, он считал оставленный на камне кровавый след крайне опасным.

Прежде чем войти в хижину, он тщательно обследовал дверь и оценил ее надежность одобрительным кивком. Пока я разливал виски, он отыскал взглядом мое ружье и немного приободрился, но затем, осмотрев патроны, уныло покачал головой, показав энергичными жестами, что даже дробь восьмого номера — а крупней у меня не было — слишком легкая. Что касается мелкокалиберной винтовки, то на нее он лишь презрительно фыркнул. Разумеется, пуля двадцать второго калибра — не самый лучший боеприпас, хотя я полагал, что для моих целей этого вполне достаточно.

Виски сделал его более красноречивым, его знаки стали чрезвычайно выразительными, и я отчетливо понял, что он хочет, чтобы я незамедлительно ушел вместе с ним, но уяснить причину этого желания мне так и не удалось. В ответ я показал ему предполагаемую дату своего отъезда — приблизительно через девять недель, — и он в отчаянии развел руками.

Наконец, видя мою непреклонность, он попрощался со мной, но перед уходом вынул из кармана свинцовое грузило, разрубил на мелкие кусочки и начинил ими патрон вместо вызвавшей у него такое презрение мелкой дроби.

Из дверей хижины я видел, как лодка скользнула к берегу, взяла рыбака на борт и тотчас отчалила. Несколькими минутами позже она поймала косой ветер, который вскоре унес ее за пределы видимости, оставив меня в крайне подавленном расположении духа. Тщетно напоминал я себе, что эти простые рыбаки верят во всевозможные жуткие легенды, будто бы на каждую из скал, тысячами разбросанных вдоль побережья, наведываются водяные духи или сирены, что тюлени — это потомки людей, утонувших в море, и раз в год, в ночь на Иванов день, они сбрасывают шкуры и пляшут на берегу в человеческом обличье от полуночи до рассвета.

Очень даже вероятно, что Эйерн страшит рыбаков из-за неких привидений, беспочвенных плодов кельтской фантазии. Что может быть естественней посреди полного опасностей моря, из которого поднимается алая, словно кровь, заря, а от скал, окутанных туманом, отражаются эхом самые причудливые звуки?

И все же, даже посмеиваясь над рыбаком, хотя и не вполне искренне, я понимал, что за его очевидной тревогой кроется нечто более осязаемое, чем келпи[2] и колдовские чары. В свинцовом грузиле было что-то весьма убедительное. Никто не станет разрубать хорошее грузило из-за воображаемого морского народа.

Так, может быть, это существо и стало причиной его беспокойства? Что, если я был на волосок от гибели? И самое главное — кто это такой, ради всего святого?

У меня было достаточно времени, чтобы обдумать этот вопрос, поскольку в тот день я не уходил далеко от хижины. Сидя на пороге, я перевязал раненую ногу, пообедал и снова уселся, глядя на бухту. Временами мне казалось, будто там кто-то стремительно движется, прямо под поверхностью воды, и я размышлял о том, что люди, более чем полвека