Под черным флагом. Быт, романтика, убийства, грабежи и другие подробности из жизни пиратов - Дэвид Кордингли

Ознакомительный фрагментполучилась до мурашек пугающей. Столь же эффектны описания «Испаньолы», полным ветром несущейся по волнам, то и дело забрызгивающим бушприт. В 1890 г. Уильям Батлер Йейтс признался Стивенсону, что «Остров сокровищ» был единственным романом, который нравился его деду, бывшему моряку. И нетрудно догадаться почему. Не только потому, что Стивенсон правильно использовал морской сленг, но и потому, что он разбирался в тонкостях мореплавания и управления судном. Секрет этого кроется в воспитании. И отец, и дед Стивенсона были выдающимися инженерами-строителями маяков и для технических осмотров часто отправлялись к берегам и островам Шотландии. Изначально Стивенсон должен был пойти по их стопам: три года он учился на инженера, периодически проводя каникулы на яхтах комиссии по проверке маяков. В июне 1869 г. он вместе с отцом на яхте «Фарос» отправился на Оркнейские острова, а в 1870-м – изучал маяки на Пентленд-Ферте и на Гебридских островах. Но даже отказавшись от идеи строить маяки, он продолжил много путешествовать, часто по морю. Летом 1874 г. он с двумя друзьями ходил на яхте «Херон» у Внутренних Гибридских островов, а в 1876-м – на каноэ сплавлялся по северофранцузским рекам и каналам (позже это путешествие он опишет в книге «Путешествие внутрь страны»). За два года до написания «Острова сокровищ» он переплыл Атлантику, хотя корабли совсем не были похожи на «Испаньолу»: в порту шотландской реки Клайд он сел на пассажирский корабль «Девония», а обратно прибыл на королевском почтовом судне «Честер». Через несколько лет, став именитым писателем, Стивенсон много путешествовал по островам Тихого океана.

«Остров сокровищ» оказал огромное влияние на представление о пиратах. Стивенсон навечно связал в нашем сознании пиратов с картами, черными шхунами, тропическими островами и одноногими моряками с попугаями на плече. Карта, на которой крестиком отмечено место, где закопан клад, стала самым известным пиратским атрибутом, который настолько полюбился людям, что без него не обходится ни один детский утренник и приключенческая история о пиратах. Однако этот предмет не имеет отношения к настоящим пиратам и обрел такую популярность только благодаря рисунку Острова сокровищ, которое помещают на первый разворот любого издания романа Стивенсона.

А вот деревянная нога и попугай были атрибутами совсем не вымышленными. Пираты, как и раненые моряки, которых отправляли умирать в Гринвический морской госпиталь, тоже часто серьезно калечились, например, работая на корабле в шторм или при захвате чужих судов. В 1684 г. Роберт Данджерфилд был в команде пиратского судна на побережье Западной Африки при захвате голландского торгового судна. Оба корабля произвели бортовой залп, из-за чего двое пиратов погибли, а еще пятеро были ранены: «Двое из них лишились по одной ноге»[18]. Капитан Скирм, командующий «Рейнжером», одним из кораблей Бартоломью Робертса, потерял ногу в бою с британским королевским кораблем «Суоллоу». Израэль Хинд, боцман «Рейнджера», в этом же бою потерял руку[19]. Ранения пушечными ядрами часто лечили грубо и быстро. Когда во время боя между двумя пиратскими суднами Уильям Филлипс был ранен в левую ногу, на борту не оказалось хирурга, и было решено, что лучше всех с задачей справится корабельный плотник. Плотник достал из ящика с инструментами самую большую пилу и принялся за дело: «Как будто распиливая сосновую доску надвое, он вскоре отделил ногу пациента от тела»[20]. Чтобы прижечь рану, плотник раскалил топор, но с этим инструментом он управлялся не так ловко и прижег больше плоти, чем было необходимо. После этой операции Филлипс чудом остался в живых.

Стивенсон сделал Джона Сильвера корабельным поваром не просто так. В Королевском военно-морском флоте на роль кока часто выбирали покалеченного моряка. В своем скандальном произведении, посвященном корабельной жизни в начале XVIII в., Нед Уорд описывает кока следующим образом: «Способный малый, который отличился в прошлом бою и отличился бы и в этом, если бы подлая пуля не оторвала ему одну из конечностей и не сделала коком»[21]. У Томаса Роулендсона, известного карикатуриста и художника Георгианской эпохи, есть серия очаровательных акварелей, на которых изображены люди разных званий и профессий на флоте. На рисунке «Корабельный повар» мы видим кока с деревянной ногой, который длинной ложкой помешивает кипящую в котле еду.

Пираты ассоциируются у многих с попугаями тоже благодаря «Острову сокровищ». Джон Сильвер держал попугая по имени Капитан Флинт в клетке у себя в камбузе на «Испаньоле» и брал птицу с собой на берег. Сильвер уверял, что попугаю около двухсот лет и он бывал на Мадагаскаре и в Портобело. Артур Рэнсом в своих приключенческих рассказах о детях на летних каникулах в Озерном крае и других местах еще прочнее связал пиратов с попугаями. Сейчас эти рассказы уже не так популярны среди детей, но они пользовались успехом у английских мальчиков и девочек в 1930–1550-х гг. В романе «Ласточки и амазонки»[22], впервые опубликованном в 1930 г., Нэнси и Пегги Блэкетт играют в пиратов и вешают на мачту своего маленького парусного ялика Веселого Роджера. У них есть дядя, пират в отставке, который живет в плавучем доме. Рэнсом отдал должное Стивенсону, назвав дядю капитаном Флинтом и подарив ему зеленого попугая. В одном из эпизодов книги Пегги замечает: «Мы учили попугая кричать “Пиастры!”, чтобы он был настоящим пиратским попугаем, которого не стыдно взять с собой на остров Дикой Кошки. А пока попугай говорит только: “Полли хороший”, – а какой в этом прок?». Капитан Флинт с попугаем появляется и в последующих историях Рэнсома, например, в книге «Питер Дак» о путешествии в поисках клада на Карибские острова.

Моряки, которые бывали в тропических странах, часто в качестве сувениров привозили оттуда экзотических птиц и зверей. Попугаи пользовались особенной популярностью: у них яркое оперение, их можно научить говорить, за ними легче присматривать, чем за мартышками и другими дикими животными. А еще их можно было по хорошей цене продать на птичьих рынках, которые были распространены в Лондоне в XVIII в. В сентябре 1717 г. Майкл Бленд поместил в лондонской газете The Post-Man рекламное объявление о том, что в таверне «Леопард и Тигр» в Тауэр-Доке неподалеку от Тауэр-Хилл продаются «красноголовые попугаи из Гвинеи, пара славных говорящих попугайчиков из Буэнос-Айрес и несколько птенцов говорящих попугаев». Его превзошел Дэвид Рэндолл, который в той же газете дал объявление о продаже в Портерс-Лодж на Чаринг-Кросс «попугайчиков, которые говорят по-английски, голландски, французски и по-испански, умеют свистеть по команде, сами попугайчики маленькие с красными головами, очень послушные и милые»[23].

Попугаев часто дарили чиновникам, чтобы подкупить или снискать расположение. Клинтон Аткинсон, знаменитый пират Елизаветинской эпохи, в 1583 г. подарил этих птиц заместителям вице-адмирала побережья Дорсета. В 1582 г. пиратский капитан Стивен Хейнс подарил двух попугаев слуге фаворита королевы Кристофера Хаттена и