Песни Первой мировой и Гражданской войны. Военная история России в песнях - Валерий Евгеньевич Шамбаров

должен куда-то идти, швырять камни в витрины, переворачивать трамваи, бить каких-то людей? А с песней ничего доказывать не нужно! Достаточно, чтобы этот паренек запел:

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут.

Но мы подымем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело,

Знамя великой борьбы всех народов,

За лучший мир, за святую свободу…

Как же было не бузить, не возмущаться, если гнетут темные силы и вихри враждебные? Все, получалось, оправдано! И вывод напрашивался естественный, однозначный:

На бой кровавый,

Святой и правый,

Марш-марш вперед,

Рабочий народ!..

Словом, песня оказалась бесценной. Хотя она обладала одним недостатком. Весьма и весьма существенным недостатком. Она по своему стилю не русская. Она польско-французская. Дело в том, что во французской армии был принят иной темп и иной ритм маршей. С нашей точки зрения, чересчур быстрый. Под него вышагивают на парадах эдакой танцующей походкой. Под него можно даже бежать (а французская пехота в то время тренировалась в долгих пеших пробежках, это называлось «наполеоновскими бросками»). Польских эмигрантов скаредная Франция содержала отнюдь не за красивые глазки, отправляла воевать в Африку – зарабатывай свой хлеб кровью, а заодно набирайся боевого опыта. Они и набирались, а потом принесли чужие воинские традиции к себе на родину. Но для русского человека идти строем под «Варшавянку» очень трудно. Надо или ускорять шаг, или замедлять песню, или… колонна сбивается в толпу.

Выручили немцы. Уж они-то маршировать всегда любили. Четко печатали шаг на своих шествиях охотничьи общества и пивные клубы, студенты, школьники, организации служащих, рабочих, мелких торговцев. Русские студенты тесно контактировали с немецкими, бывали у них в гостях, совершенствовали образование в германских учебных заведениях. Среди прочего, им понравился марш силезского землячества Берлинского университета. В 1857 году Иван Никитин написал на мотив этого марша студенческую песню «Медленно движется время». А на нее, в свою очередь, обратил внимание социал-демократ Леонид Радин. Около 1897 года он сочинил новые слова, а темп музыки ускорил, песня снова зазвучала в ритме марша:

Смело, товарищи, в ногу!

Духом окрепнув в борьбе,

В царство свободы дорогу

Грудью проложим себе…

Вот таким образом сложился изначальный большевистский репертуар. Поистине, он был интернациональным. И от французов что-то взяли, и от поляков, и от немцев, а песня «Мы кузнецы, и дух наш молод» была написана на мотив популярной венской шансонетки. Да и отечественное творчество не забыли, почерпнули. Что же касается первого заимствования, «Вы жертвою пали в борьбе роковой», то его в 1917 году провозгласили официальным похоронным маршем в Советском государстве. Исполняли над могилами погибших в уличных революционных боях, над могилами товарищей, умерших от тифа, сраженных на фронтах Гражданской…

Но в подобном статусе песня продержалась не столь уж долго. Ее слова перестали соответствовать действительности. Ведь Советская власть победила – как подразумевалось, окончательно и бесповоротно. Почему же борьбу называть «роковой»? С другой стороны, те большевики, которых приходилось хоронить после победы, уже не изнывали в тюрьмах, не гремели кандалами, не шли на беззаконные суды и казни. Изнывали, гремели и шли на казни их жертвы. А марш провожал на кладбища «судей-палачей»!

Ну а потом закрутились дальнейшие перемены и дальнейшие мясорубки. По тюрьмам, казням и лагерям повезли вчерашних победителей-революционеров. Кто-то хорохорился, запевал: «Вы жертвою пали в борьбе роковой…». Как вы думаете, могло ли это понравиться высшему руководству партии и государства? Официальный похоронный марш пытались петь сперва эсеры с меньшевиками, потом троцкисты, правые и левые уклонисты. Получалось, что они – жертвы любви беззаветной к народу, а в какой роли оказывались власти предержащие? Где-то в начале 1930-х марш замолчал. Мелодия осталась, но словами ее сопровождать прекратили.

Но и в самом первом варианте, в виде романса на стихи Козлова «Не бил барабан перед смутным полком», песня еще жила. Сохранились свидетельства, что ее пели в Красной армии даже в Великую Отечественную. Но она широкого распространения не получила, со сцены не исполнялась. Там же поется «Когда мы вождя хоронили». Нигде не сказано, что имеется в виду Джон Мур, подавляющее большинство советских людей слыхом не слыхивали про английского генерала. А под «вождем» понимались вполне определенные лица. Постепенно и этот вариант «угас».

Однако траурный марш сохранился. Его до сих пор выдувают оркестры на похоронах тех или иных государственных и административных работников, ветеранов, военнослужащих. Уже без «барабана перед смутным полком», без «жертв борьбы роковой», вообще без слов, только музыку. Тяжелую и мерную, в такт медленных шагов.

* * *

Джон Мур (1761–1809) – командующий британскими войсками во время Пиренейских войн. Более всего известен проведёнными по его инициативе военными реформами.

Смерть сэра Джона Мура. Гравюра Томаса Сазерленда (Thomas Sutherland) раскрашенная Уильямом Хитеч (William Heath).

Могила Джона Мура

Эжен Потье (1816–1887) – французский революционер, анархист, автор слов гимна «Интернационал»; член Первого интернационала и участник Парижской коммуны 1871 года.

Почтовая марка СССР, 1971 год: 100-летие Парижской коммуны

Граф Михаил Николаевич Муравьёв (c 1865 года – Муравьёв-Виленский, 1796–1866) – видный государственный, общественный и военный деятель Российской империи эпох Николая I и Александра II. Прославился решительным подавлением восстаний в Северо-Западном крае, прежде всего, польского восстания 1863 года.

Польские повстанцы грабят усадьбу землевладельца

Польские «косиньеры» – партизаны, вооружённые косами

Глава 3. Мобилизованные марши

Первую мировую войну русский народ встретил с единодушным подъемом. По всем городам проходили патриотические манифестации. Санкт-Петербург был переименован в Петроград – государство символически открещивалось от всего «немецкого», даже в названиях. В России на время войны объявлялся сухой закон, и люди восприняли его с полным пониманием. А сама война называлась тогда не Мировой (и уж конечно – не Первой мировой). Этот термин утвердился значительно позже. В народе ее называли германской, а официально – Великой войной. А поскольку опасность нависла над самим Отечеством, и война началась при общей народной поддержке, то привилось другое наименование –