Синопское сражение. Звездный час адмирала Нахимова - Владимир Виленович Шигин

К 15 часам прекратилась всякая ответная стрельба с турецких фрегатов.

Затем еще в течение часа «Париж», «Три святителя», «Ростислав», «Императрица Мария» и «Кулевчи» продолжали еще время от времени стрелять, сокрушая последние очаги сопротивления. Прежде всего – береговые батареи, которые все еще вели огонь калеными ядрами. В это время загорелись турецкие суда у берега. Взрывы «Фазли-Аллаха», а затем «Неджми-Фешана» вызвали многочисленные пожары в турецкой части города. Жителей охватила паника. Еще в начале сражения губернатор Синопа Хуссейн-паша бежал на заранее приготовленных лошадях; его примеру последовали жители-мусульмане, и остались лишь греки, считавшие русских друзьями. Пожары никто не тушил.

Пожарам в городе способствовало и то, что береговая батарея № 3, наиболее сильная по числу и калибру орудий, находилась против турецкой части города, прикрывая ее. Поэтому большая часть наших снарядов и направлялась против этой батареи, отчего неминуемо пострадали и турецкие кварталы.

Историк Богданович пишет: «…Брошенные на берег неприятельские суда были в самом бедственном состоянии, и потому было приказано прекратить огонь. Из показаний пленных выяснилось, что только панический страх воздержал их спустить флаги, т. е. сдаться. На фрегате “Несими-Зефер” флаг был немедленно спущен, без сопротивления, по требованию проезжавшего мимо парламентера, посланного для объявления городскому начальству, что эскадра пришла для истребления военных судов, но не желает вредить городу. Транспорты и купеческие суда затонули от попавших в них снарядов; фрегаты “Фазли-Аллах”, “Низамие” и “Каиди-Зефер”, корвет “Неджми-Фешан” и пароход “Эрекли” – все были объяты пламенем; по-видимому, большая их часть была зажжена оставлявшими их командами. По мере того как огонь доходил до крют-камеры, суда взлетали на воздух. Взрыв фрегата “Фазли-Аллах” покрыл горящими обломками турецкую часть города. Это произвело сильный пожар, значительно увеличившийся от взрыва корвета “Неджми-Фешан”. Пожар продолжался во все время пребывания нашей эскадры в Синопе. В городе некому было тушить его: все жители разбежались. По словам г. Базанкура, парламентер, не найдя никого, вручил встретившемуся ему австрийскому консулу прокламацию командира русской эскадры».

О какой прокламации говорил австрийский консул, сказать сложно. На самом деле никаких прокламаций туркам ни Нахимов, ни Корнилов не писали и никуда не посылали.

Из всех наших офицеров на берегу в городе был только мичман Манто, знавший греческий и немного турецкий.

Нахимов инструктировал его кратко:

– Найди какого-нибудь местного начальника и предупреди, что мы пришли только уничтожить эскадру Осман-паши. Теперь же сражение кончено-с, а ежели кто пальнет по эскадре из города, то Синоп будет срыт до земли бомбардировкой! Разумеется, никого мы на самом деле бомбить не станем-с, но пригрозить на всякий случай надобно-с!

Причалив шлюпкой к берегу, Ваня Манто с саблей, на конце которой был завязан морским узлом белый платок, отправился на поиск местных начальников.

На рукаве у мичмана – белая повязка парламентера. В руках бумага от Нахимова – обращение к населению города, с рекомендацией немедленно приступить к тушению пожаров и восстановлению порядка. Русский адмирал гарантировал мир, но при этом предупреждал, что если прозвучит хотя бы один выстрел по его кораблям, он уничтожит город бомбардировкой.

Как город Синоп делился на две части. Первая, на западе, турецкая, окруженная крепостной стеной, за молом. Вторая – греческая, восточнее, за судоверфью. Во время сражения турки, боясь бомб и десанта, убежали все до единого, греки же остались. Поэтому летевшие в город обломки взрывающихся судов вызвали пожар, прежде всего, в обезлюдевшей турецкой половине. В своем предместье греки все пожары вовремя тушили.

Так никого из турок Манто найти и не сумел. Все разбежались. Навстречу парламентеру попалось только несколько греков.

Греки были потрясены, узнав, что офицер русского флота тоже грек. Так никого из турок и не найдя, Манто все же сумел отыскать австрийского консула Базанкура и вручил ему послание Нахимова, после чего вернулся обратно.

Так как в дальнейшем вокруг этого письма будет немало разговоров и споров, приведем его полностью. «Позвольте мне обратиться к вам, как к единственному европейскому представителю, флаг которого я вижу развевающимся в городе, чтобы вы известили власти несчастного города Синопа о единственной цели прибытия сюда императорского российского флота, Узнав, что турецкие корабли, которые постоянно направляются к абхазским берегам для возмущения племен, подданных России, укрылись на Синопском рейде, я был доведен до плачевной необходимости сражаться с ними, с риском причинить ущерб здешнем городу и порту. Я отношусь с симпатией к печальной судьбе города и мирных жителей, и только упорная защита вражеских кораблей и в особенности огонь батарей вынудили нас применить бомбы в качестве единственного средства поскорее привести их к молчанию. Но наибольший ущерб, причиненный городу, определенно вызван горящими обломками турецких кораблей, сожженных большей частью их собственными экипажами… Теперь я покидаю этот порт и обращаюсь к вам, как к представителю дружественной нации, рассчитывая на ваши услуги, чтобы объяснить городским властям, что императорская эскадра не имела никакого враждебного намерения ни против города, ни против порта Синопа. Примите, сударь, уверения в моем высоком уважении».

Час спустя к «Императрице Марии» подошла шлюпка с греческой делегацией. На палубу к Нахимову поднялось несколько старшин.

– Мы просим забрать нас в Россию. Дело в том, что турецкий квартал сгорел, а наш – нет! Когда вернутся с гор турки, то могут быть погромы!

– Увы, – с сожалением развел руками Нахимов. – К сожалению, я лишен полномочий решать такие вопросы. Единственное, что могу посоветовать, так это тоже удалиться в горы. Тогда у турок не будет повода к мести!

Старшины переглянулись.

– Что ж, мы, наверное, так и поступим!

По свозу раненых и пленных все еще горящие фрегаты «Ауни-Аллах» и «Несими-Зефер», а также корвет «Фейзи-Меабуд», оказавшиеся совершенно разбитыми, были отбуксированы ближе к берегу и окончательно сожжены.

Шлюпки, катера, баркасы, отправленные с наших кораблей к не охваченным пока еще огнем турецким судам, бороздили бухту.

– Вот ведь тишина какая, а еще час назад гремело, как в преисподней!

– Благодать, да и только! – делились впечатлением наши матросы.

На остатках «Ауни-Аллаха» был найден избитый Осман-паша. Нашел его мичман Панютин с «Императрицы Марии». С перебитой ногой, избитый в кровь, он сидел по пояс в воде, держась руками за пушечный канат-брюк, был уже почти в бессознательном состоянии. Пришлось Косте Панютину самому прыгать в воду, чтобы вытащить полумертвого старика. Командующий турецкой эскадрой неминуемо бы погиб, если бы его не сняла с горящего фрегата наша шлюпка. В числе других пленных находились еще два капитана, также ограбленные и брошенные на горящих судах своими командами – тяжело раненный командир фрегата «Фазли-Аллах» и капитан одного