Командиры кораблей - Сергей Адамович Колбасьев

Дубов, раскинувшись, лежал на спине, и левой кисти у него совсем не было. Вместо нее что-то красное торчало из разорванного рукава его форменки, и кровь густой струей лилась на железную палубу.

На это смотреть было нестерпимо, и от этого нельзя было отвести глаз.

Привязанная шкертом кусачка все еще висела на обрубке руки, и на окровавленном лице застыла улыбка. Он был без сознания, но, кажется, еще дышал.

— Аптечку! Жгут! — сказал чей-то неожиданный голос, и Бахметьев вздрогнул.

Это был Леш. Опустившись на колени рядом с Дубовым, он одним взмахом ножа вспорол ему рукав до самого плеча.

Бахметьев круто повернулся и ушел в нос. Здесь ему делать было нечего. Дрожащей рукой потянулся за папиросами, но передумал. Его могло стошнить.

— Дурак, — прошептал он. — Дурак.

— Нам таких все равно не надо, — ответил спокойный голос, и Бахметьев поднял глаза.

Комиссар Лукьянов, прямой и неподвижный, стоял у борта. Неужели все это не произвело на него никакого впечатления? Нет, губы его были сжаты сильнее, чем обычно, и щека подергивалась. И внезапно его прорвало:

— Других повредил! Гад!

Значит, ему тоже было непросто, и Бахметьев облегченно вздохнул.

— Но, кажется, больше раненых нет, — сказал он и очень удивился: Лукьянов смотрел на него встревоженным, совсем необычным взглядом.

Машинально он провел рукой по лицу и только тогда почувствовал, что вся правая щека у него была липкой от крови. На него нахлынула слабость, но он ее поборол:

— Чепуха... Царапина... — но все-таки сел и осторожно ощупал голову. Правый висок внезапно обожгло резкой болью. Только этого не хватало. Сплошная мерзость!

Лукьянов откуда-то уже достал бинт и, наклонившись, что-то говорил. Нужно было заставить себя слушать... Снять фуражку?

— Есть! — ответил Бахметьев и наотмашь снизу ударил по козырьку. Фуражка упала куда-то назад, и от боли он на мгновение снова оглох.

— ...Действительно царапина... — говорил Лукьянов. — Ничего особенного... Сейчас только йодом смажу...

И, приготовившись к новому ожогу, Бахметьев закрыл глаза. 

7

Впоследствии он плохо помнил, что произошло сразу после взрыва. Помнил только, что его охватила такая злоба, какой он не испытывал за всю свою жизнь. Вероятно, это была реакция после ранения.

— Кто желающий лезть в воду? — спросил он, но желающих не оказалось. Люди были слишком сильно потрясены случившимся и не успели прийти в себя, а он в то время этого не понимал.

— Кожин, приказываю! — крикнул он, но, осмотревшись, ученика Кожина нигде не обнаружил. Он еще не знал, что Кожину осколком раздробило плечо и он рядом с Дубовым лежал в кубрике.

— Караулов! — выкрикнул он первую попавшуюся фамилию, совершенно позабыв, что Караулов плавал на «Ястребе» и в данный момент находился в Кронштадте.

Никто не пошевелился. Все были трусами и негодяями, и он всех рад был бы перестрелять из пистолета, но, к сожалению, таких вещей делать не полагалось. Значит, у него был только один выход: самому раздеваться и лезть.

Почему-то ему ни разу не пришла в голову простая мысль: отослать «Орлика» на буксире какого-нибудь катера на базу, или другая — еще проще: плюнуть на все решительно и на правах раненого уйти к себе в каюту.

Он уже расстегнул на себе бушлат, когда увидел, что Леш в одних кальсонах стоит у самого борта и обвязывается концом. Леш — липовый моряк и возмутительная шляпа! И вдруг полез, когда все остальные не двигались с места! Это было противно, но он ничего не мог поделать.

И тут Лукьянов ни с того ни с сего взял его под руку и увел на «Сторожевой» пить чай. Он не сопротивлялся — ему было безразлично.

Потом привели голого Леша. Ему показалось, что привели сразу же после того, как они сели за стол, но на самом деле прошло примерно полчаса, и, когда он это понял, ему стало не по себе: полчаса в ледяной воде. Как мог Леш это выдержать?

Совершенно синий Леш лежал на рундуке, и два человека растирали его спиртом. 

— Товарищ начальник, — сказал он не сразу. — Винт чист.

— Есть, — ответил Бахметьев.

Теперь мысли его понемногу начали проясняться. Видимо, Леш был совсем не тем, что он думал. Видимо, он все время ошибался, и теперь нужно было эту ошибку исправить.

— Как вы себя чувствуете?

— Отлично, — и Леш улыбнулся. — Надо будет научиться плавать.

Значит, Леш полез в воду, даже не умея плавать, а он всегда обрачался с ним черт знает как. Ему стало очень стыдно, и он густо покраснел.

— Сейчас вам надо лечь, — сказал он грубо, чтобы не показать, что взволнован, и сразу же, уже мягко, добавил: — Лечь и потеплее накрыться.

— Нет, товарищ начальник. — Леш с трудом сел и начал натягивать брюки. — Сейчас служить будем.

— Вы с ума сошли! — запротестовал Бахметьев, но Лукьянов кивнул головой:

— Будем, — налил кружку чаю и протянул ее Лешу. — На здоровье! 

Тогда Бахметьев встал. Боль все еще пульсировала у него под повязкой, но это было несущественно. Он, наверное, чувствовал себя не хуже Леша и не менее его обязан был делать свое дело. Даже больше.

— Пойдем тралить, — сказал он. — Такую погоду грех не использовать. Верно, комиссар?

Лукьянов снова кивнул головой и как будто улыбнулся. Потом вспомнил:

— На «Орлике» нет командира. И минера тоже.

— Нет командира? — на мгновение Бахметьев задумался, но сразу решил: — Справимся. Леш, пойдете на «Орлика». «Сторожевого» я сам поведу.

— Есть! — ответил Леш и недопитую кружку поставил на стол.

Неопытному командиру нужно было дать толкового минера, иначе опять могла получиться какая-нибудь чепуха.

— Вот что, — сказал Бахметьев. — Возьмите с собой Голикова. Мы тут как-нибудь без него обойдемся.

— Обойдемся, — поддержал Лукьянов. — Я семь лет минером был. Дело знаю.

— Отлично. Станете на лебедку... Пошли.

И они пошли наверх. Прощаясь, Бахметьев крепко сжал Лешу руку, совсем по-новому на него взглянул и увидел: у Леша