Царь и Бог. Петр Великий и его утопия - Яков Аркадьевич Гордин

То, что Нерон и Калигула были полубезумными убийцами и садистами, Магницкого не смущает. Он доводит до конца идею Петра и Феофана о безграничной и безответственной власти монарха. Равно как и повторяет его игру священными терминами: царь-помазанник есть Христос Божий…

6

Одним из последствий «дела» Алексея было «окончательное решение» судьбы Русской церкви.

Уже цитированный нами Виктор Маркович Живов, подводя итог своему исследованию «Церковные преобразования в царствование Петра Великого», предлагает следующую периодизацию: «Таким образом, история церкви и церковной политики в царствование Петра распадается на три периода. В первый период, с начала самостоятельного правления Петра и смерти патриарха Иоакима и до возвращения Петра из Великого посольства и смерти патриарха Адриана, формируются основные идеологические константы отношения Петра к православной церкви и патриаршему церковному управлению. Во второй период, простирающийся до дела царевича Алексея и утверждения Прокоповича в качестве основного агента Петра в церковно-государственной политике, политика в этой области ориентирована на настоящее, носит деструктивный характер и, не основываясь на какой-либо определенной концепции церковно-государственного устройства, преследует цель дискредитации церковного авторитета, разрушения системы церковного управления, бесконтрольного распоряжения церковным имуществом и устрашения духовенства и лишения его возможностей сопротивления. Последний период начинается после дела царевича Алексея и продолжается вплоть до смерти императора; политика в этот период ориентирована на будущее…»[122]

По мнению исследователя, «дело» царевича Алексея оказывается концептуальной вехой, после которой и начинается системная реформа Церкви.

Дело не только и не столько в хронологии. Политический и духовно-психологический кризис, который резко обозначен, был конфликтом отца и сына, требовал сильных и новых средств для его разрешения.

«Дело» Алексея началось не с его побега, возвращения и следствия. Его началом можно считать неясные нам события 1715 года, о механизме которых можно только догадываться.

Очевидно, что Петр и целиком зависящие от него деятели, такие как Меншиков, испытывали острое беспокойство, догадываясь, какие силы стоят за Алексеем: народная любовь, симпатии многих активных деятелей реформ, преимущественно из влиятельной родовой аристократии. Но не только из нее.

В период после 1714 года – после обнаружения циничной коррупции в ближнем круге царя, после возвращения в Европу Карла XII и осложнения международной ситуации – Петр, в чьем сознании парадоксально сочетался трезвый прагматизм с неискоренимыми элементами утопического мышления, искал то объяснение кризиса, которое отвечало картине мира, соответствующей утопической стороне его сознания.

Юрий Федорович Самарин, мыслитель-славянофил, богослов и политический реформатор, в своей ранней работе «Стефан Яворский и Феофан Прокопович», в частности, писал: «Вслед за поставлением Феофана началось дело царевича Алексея, и мало-помалу стал открываться этот огромный заговор против Петра и дел Петровых, в котором главную роль играло монашество, избравшее несчастного и слабого царевича своим покорным орудием»[123].

Изучив опубликованные Устряловым материалы следствия, Самарин выписал оттуда только то, что касалось связей Алексея с церковными иерархами, и совершенно игнорировал куда более значимые обстоятельства – отношения царевича с высокими государственными и военными деятелями.

Он, как и многие другие, находился под гипнотическим влиянием ложной реальности, выстроенной Петром и Феофаном.

В записках близкого к Петру в последние годы его жизни механика Нартова есть такое свидетельство: «О царевиче Алексее Петровиче, когда он был привезен обратно из чужих краев, государь Толстому говорил так: „Когда б не монахиня, и не монах, и не Кикин, Алексей не дерзнул бы на такое неслыханное зло. 〈…〉 Ой, бородачи! Многому злу корень – старцы и попы; отец мой имел дело с одним бородачом, а я – с тысячами. Бог – сердцевидец и судия вероломцам!“».

Монахиня – царица Евдокия, монах – епископ Досифей, «бородач», с которым имел дело царь Алексей Михайлович, – патриарх Никон.

Петр видел ситуацию такой, какой хотел ее видеть.

Наверняка тень Никона, претендующего на верховенство над властью царской, постоянно возникала в эти годы перед Петром.

И церковная реформа, мощный импульс получившая в «деле» Алексея и принципы которой разрабатывались параллельно с развитием «дела», призвана была не сокрушить сопротивление духовенства – оно уже было сломлено, а превратить Церковь в орудие реализации грандиозных замыслов демиурга.

В нашу задачу не входит подробное описание самой церковной реформы, превратившей Русскую церковь в один из департаментов государственного механизма и существенно изменившей ее миссию. Нам важна суть произошедшего, а главное – его последствия.

С 1715 года, одновременно с развитием активной фазы конфликта между отцом и сыном, началась разработка принципов коллегиального управления. В частности, оформился замысел Духовной коллегии, которая должна была стать «коллективным патриархом», существующим по общим бюрократическим законам[124].

В первой части «Духовного регламента», в котором прописаны были все стороны церковной жизни, Феофан отвечает на вопрос: «Что есть духовное Коллегиум, и каковыя суть важныя вины таковаго правления».

И ясно формулирует: «Коллегиум правителское не что иное есть, токмо правителское собрание». То есть Духовная коллегия являет собой один из органов государственного управления – «правителское собрание».

Для того чтобы понять будущий характер деятельности этого органа, достаточно познакомиться с текстом присяги, которую приносили члены Духовной коллегии: «Аз, нижеименованный, обещаюся и клянуся всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, что должен есмь, и по долженству хощу, и всячески тщатися буду в советах и судах и всех делах сего Духовнаго Правителствующаго Собрания искать всегда самыя сущия истины и самыя сущия правды, и действовать вся по написанным в Духовном Регламенте уставам…»

Затем следует небольшой текст относительно «спасения душ человеческих и всей Церкви созидание», а далее начинается перечисление того, чем должны прежде всего озаботиться святые отцы: «…в всяком деле сего Правителствующаго Собрания, яко в деле Божии, ходити буду безленостно, со всяким прилежанием, по крайней моей силе, пренебрегая всякия угодия и упокоения моя. И не буду притворять мне невежества; но аще в чем и недоумение мое будет, всячески потщуся искать уразумения и ведения от священных писаний, и правил соборных, и согласия древних великих учителей».

То есть высшие церковные иерархи, входившие в состав Духовной коллегии, обязуются без лени посещать заседания, трудиться добросовестно и заниматься самообразованием.

Но основная часть присяги посвящена другому.

«Клянуся паки Всемогущим Богом, что хощу, и должен есмь моему природному и истинному Царю и Государю, Всепресветлейшему и Державнейшему Петру Первому, всероссийскому самодержцу, и прочая, и по нем Его Царскаго Величества Высоким законным Наследникам, которые, по изволению и Самодержавной Его Царского Величества власти, определены, и впредь определяеми, и к восприятию Престола удостоены будут. И