Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

офицеры, которые могут угомонить недовольных болванов. — И, понимая, что этим смутил храбреца, повернулся к нему и спросил: — Как вы, Гаэтан? Вижу, ваши раны тяжелее, чем мне казалось.

Лицо ротмистра было сильно разбито, едва начало заживать, подбородок вообще был зашит одним стежком — толстая черная нитка стягивала разошедшуюся от рассечения кожу. Рука его была перемотана тряпкой. Волков помнил, что Бертье досталось в овраге, но крепыш держался молодцом.

— Ваш монах просто колдун, кавалер, он мне вернул здоровье за день, а ссадины сойдут, я готов уже к новому сражению.

— Господа! — произнес Волков. — Не все это видели, но наш славный Бертье приложил сил для победы больше, чем кто-либо из нас.

Офицеры кивали, хлопали ротмистра по плечам.

— Я сам не трусливого десятка, но даже я крепко бы подумал, прежде чем прыгнуть в овраг, переполненный горскими свиньями, — продолжил кавалер. — Это Бертье умудрился убить капитана наемников, причем их же оружием. Думаю, что выражу общее мнение, когда скажу, что вы, Гаэтан, достойны большей награды из добычи, чем остальные, хотя и другие делали то, что должно, и упрекнуть мне некого.

Волков не стал упоминать Гренера, это было ни к чему. Славная победа все равно свершилась, хоть кавалерия почти не внесла своей лепты в общее дело.

Офицеры радовались, а кавалер почувствовал, как в нем заканчивается та благость, что дали ему вино и простая солдатская пища. Тут ему на ум пришли вопросы брата Ипполита о тошноте. Он позвал к себе Максимилиана.

— Шатер мой поставили?

— Должны были, — кивнул тот. — Я схожу проверю.

— Нет нужды, — остановил его кавалер. — Господа, на сегодня более сил у меня нет, хворь еще не отпустила меня, прошу простить, я пойду прилягу.

Офицеры ему кланялись, а он — офицерам.

В шатре печь уже пылала, было там тепло. Максимилиан помогал господину раздеться, стаскивал сапоги. Хоть и тошнило кавалера, но говорил:

— Ты теперь мне не оруженосец и не паж, ты теперь мой знаменосец.

— Я знаменосец? — не поверил юноша. Он так и застыл с сапогом Волкова в руках.

— Ну, ты же носишь мое знамя?

— Носил, пока более достойных не было.

— Более достойных я и сейчас не вижу. Сапоги отныне уже не твоя забота, сыщи мне денщика. А оруженосцем будет Увалень. Кстати, а где он?

— Послан к епископу в Мален и к госпоже Эшбахт с вестью о победе, — ответил Максимилиан.

— Хорошо, хорошо, — кивнул кавалер. — Но за конями все равно следи, мне нравится, как ты следишь за моими конями.

— Спасибо, кавалер, спасибо! — Юный знаменосец схватил его руку и поцеловал. — Для меня большая честь служить при вас.

Волков лег на свою походную кровать, и Максимилиан накрыл его периной.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 3

⠀⠀

авалер чувствовал себя все еще нехорошо. Но тошнота — бабья болезнь, в его представлении она не была причиной для лени и безделья. Едва рассвело и он позавтракал, как пришел Карл Брюнхвальд со списками всего захваченного у горцев. Трофеев оказалось не так чтобы много. Из ценного только оружие и доспехи, ну и лодки с баржами. Все остальное провиант, но и его немного.

Закончив перечисление, ротмистр спросил:

— А что делать с пленными? Солдаты будут рады, если вы отдадите пленных им.

Волков сидел на кровати, кутался в шубу, несмотря на то что в шатре топилась печь, и молчал. Да, он понимал солдат и их вековую ненависть к горцам, он тоже ненавидел этих жестоких и спесивых мерзавцев с гор. Но кавалер давно не был солдатом, он даже уже не был офицером и не имел права ни на эмоции, ни на желания. Он должен думать о будущем. Пойти на поводу у солдат и перерезать полторы сотни горных свиней — это, конечно, приятно и потешит его самолюбие, и солдаты окажутся довольны своим командиром. Только ничего этого не будет. Он должен думать о будущем. А какое у него будущее? Бесконечная война с кантоном, который в десять раз сильнее и в сто раз богаче его? И что ждет его в таком будущем, кроме бегства или смерти? Нет, необходимо думать наперед.

— Кормите их, — наконец сказал кавалер Брюнхвальду, — разрешайте жечь костры. Раненых, что умерли, сложите на берегу, чтобы с того берега их было видно.

Ротмистр решения, кажется, не одобрил, но возражать не стал.

— Как пожелаете, кавалер.

Он поклонился и вышел. Тут же в шатре появился Максимилиан.

— Кавалер.

— Да.

— К вам отец и сын Гренеры, примете их?

Волков поморщился от приступа тошноты.

— Что им нужно?

— Младший Гренер только что прибыл из замка барона фон Деница.

— А… Ну, зовите, но сначала принесите мне вина. — Кавалеру казалось, что вино прогонит тошноту, что докучала ему все утро. Он чуть подумал. — И скажите поварам, чтобы согрели мне его со специями.

⠀⠀

Иоахим Гренер и его сын Карл стояли в шатре и ждали, пока Максимилиан наполнит кубок господина горячим вином, а сам Волков смотрел на гостей и ничего не понимал.

— Что значит — барона нет в замке? — наконец спросил он, когда вино было налито.

— Управляющий сказал, что господин барон и его рыцари как уехали на войну, так еще не возвращались.

— И кавалера Рёдля тоже нет в замке? — продолжал удивляться Волков. — Иоахим, вы же сказали, что Рёдль уехал вместе с бароном, как только тот получил ранение.

— Именно так и было, кавалер, — отвечал старший Гренер.

— Да-да, я сам это видел, это случилось рядом со мной. Я видел, как был ранен барон. Я даже хотел помочь ему, но они с кавалером Рёдлем быстро уехали, — добавил молодой Карл Гренер.

Волков отпил вина и взглянул на Максимилиана, что стоял рядом с кувшином в руках. Тот, судя по виду, тоже ничего не понимал.

— Значит, барон фон Дениц был ранен в лицо из арбалета, и кавалер Рёдль… — начал Волков медленно.

— Подхватил его под руку, взял повод коня барона, и они поехали через овраг на север, — закончил Карл Гренер.

— Но до замка они не доехали даже сегодня, хотя от холмов до замка барона меньше, чем полдня пути.

— На свежем коне часа четыре, — подсказал молодой Гренер.

Вот только этого ему сейчас и не хватало. Волков опять поморщился от приступа тошноты. Вино с медом и специями ему не помогало. «Чертов барон». Всё складывалось очень нехорошо. Уж лучше бы этот выскочка просто налетел на пику горца и скончался бы прямо на поле боя. Во всяком