Дракон среди нас - Ирина Вадимовна Лазаренко

— Как всякую неразумную тварь, — изрёк низкий голос, и от него потекли тонкие, вибрирующие усики страха, оплели лодыжки и запястья Илидора. Дёрнули, выкручивая-растягивая руки кверху.

— Времени мало!

Хлестнуло болью вдоль хребта, между крыльями, и те испуганно облепили бока и бёдра. Задеревенели мышцы груди и живота: не кричать, некричать, НЕКРИЧАТЬ! Лязгнула сочленениями невидимая машина, загудела, дохнула злобой сбоку, двинулась к дракону: лязг, лязг, лязг.

— Эй!

Его потрясли за плечо, вцепившись у основания крыла, и дракон хотел вывернуться, чтобы не дать снова порвать себе крыло, но импульс движения застревал в голове и никак не передавался телу.

Из вязкого сумрака кто-то хихикал и часто дышал, звякал железками над головой дракона, где беспомощно сжимались в кулаки его закованные руки. Теперь он лежал на спине — наверное, всё-таки смог пошевелиться, только не сбросил руку с крыльев, а закрыл их собой.

В прошлый раз это не помогло.

— Илидор?

Звяканье, смех, учащённое дыхание на миг вылиняли, отдалились, словно не были настоящими. Настоящий кто-то осторожными пальцами отбросил взмокшие пряди волос со лба дракона.

Он дёрнулся к этой безопасной руке, но его снова потащило в липкую жару с запахом металла и ужаса. Лязгнула в углу машина-распырка. Обдало ухо и шею горячим дыханием:

— Куда пошёл эльф? Он нашёл живую воду?

Боль пульсирует в раздробленных пальцах, отдаёт в локти и плечи, кровь течёт из глубоких разрезов между рёбер и схватывается коркой на боках, горит рассеченный висок, смех мечется над его головой и приближается, приближается, приближается. С лязгом зависает над крылом машина с зазубренной щёткой, деревенеют мышцы живота в бесплодной попытке отгородиться от того неумолимого, что надвигается на него, что сейчас обрушится, схватит, скрутит, подомнёт…

— Илидор!

Его трясли уже за оба плеча, и эта тряска рывками вытаскивала дракона в реальность из хорошо освещённой комнаты с запахом металла и ужаса.

В реальности была темнота, и над ним нависала не машина, а Йеруш — вхлохмаченно-угловатый силуэт, обрисованный фоном беленого потолка. Держал его за плечи, влажные от пота, и отчего-то казался менее настоящим, чем отступающая память тела о раздробленных пальцах и взрезанных боках.

Дракон, тяжело дыша, таращился снизу вверх на силуэт эльфа — острые плечи, худые руки, торчащие кверху уши в неровно остриженных встрёпанных волосах — и в неотвалившемся ещё сонном ужасе пытался понять, почему не видит его глаз.

Цепкие пальцы Йеруша на его плечах дрогнули, словно хотели успокаивающе погладить основания крыльев — снова целых крыльев, убеждая и подтверждая, что машина-щётка способна вернуться только во сне.

— Юльдра сдох, — произнёс Йеруш.

— Я помню, — хриплым со сна голосом не сразу ответил дракон.

Холера его знает, как Найло понял, что ему снилось.

Когда Илидор подал голос, Йеруш вздрогнул и медленно разжал пальцы на его плечах, будто не вполне осознавая, что до сих пор их держит. С осторожностью и какой-то старательностью убрал со лба дракона ещё одну влажную прядь. Медленно выпрямил спину, сцепил руки на бедрах. Илидор смотрел на Йеруша, не шевелясь, всё ещё не вполне уверенный, что проснулся, и всё думал, почему не видит глаз Найло.

— Я кричал? — спросил он наконец.

Странно тогда, что не проснулся от собственного крика.

— Нет. Выразительно стонал.

Когда Йеруш поднялся с кровати дракона, его слегка шатнуло и захотелось немедленно снова вцепиться в Илидора: в темноте этой чужой комнаты потерялись расстояния, направления и ориентиры, потерялись особенно злостно и ненаходимо. На миг Йерушу показалось, что он совсем один стоит посреди пустынного ничего, безнадёжно затерянный в нигде.

Дракон завозился за его спиной. Обернувшись через плечо, Йеруш различил в темноте, что Илидор сел на кровати и скручивает волосы узлом над шеей. Кажется, тоже косится на него.

Порыв к успокоительным обнимашкам с порождением хаоса — пожалуй, не самая тупая идея Йеруша Найло, но в десятку она определённо войдёт. Дракону просто снился дурной сон. Дракона не нужно тискать и успокаивать, он сильный, почти неубиваемый и снова крылатый.

Йеруш втёк обратно в свою постель, натянул на плечи покрывало, но почти сразу сбросил его, вдруг поняв, что в комнате душновато. В изголовьях кроватей исходила жаром печная груба, и наверняка кошмар Илидора был навеян слишком усердно натопленным помещением.

Стоило бы открыть окно, подумал Йеруш, сползая в потустороннее отупение.

В отличие от Илидора, Йеруш Найло не сильный, не крылатый и даже не порождение хаоса. Ему бы, может, и не помешали успокоительные обнимашки. А то ведь ему может присниться собственный кошмарный сон — про лежащего на траве изжёванного дракона в разорванных крыльях, среди запахов крови, псины и смерти.

* * *

С утра Якари возился в привхожем помещении. Как и вчера вечером, он смахивал несуществующие пылинки с рядов деревянных, соломенных, глиняных, вязаных и кочерга ведает каких ещё кукол, стоящих на полках и в стенных нишах.

На вопрос про холм Якари оживился, принялся махать бровями, чуток подпрыгивать, подёргивать руками и очень чётко, многозначительно выговаривая слова, сообщил, что за тем холмом — панская усадьба. То есть летнее обиталище одного знаткого господина, которому принадлежит часть лесов и лугов потусторону холма. Минувшим летом, начится, господин изволил торчать в усадьбе безвылазно, чего в прежние годы не бывало никогда, а его слуги постоянно покупали в деревне молоко, мёд и рыбу. С наступлением же осенних дождей господин съехал и усадьбу, как бы это сказать, взял да бросил.

— Подбросил и не добросил? — без улыбки уточнил Йеруш.

Якари пояснил, что нет, подбрасывать усадьбу никто, конечным делом, не мог, а вот что закрыли её на все замки и даже слуг никаких не оставили — это точно. Ну, может, не совсем точно, однако за продуктами в деревню больше никто не ходит. Со значением мотая подбородком на окно и делая страшные глаза, Якари осторожно, точно боясь расплескать слова, сообщил, что присматривают за усадьбой, вроде бы, весьма крепкие и сердитые деревенские люди, те же самые, что летом носили знаткому господину рыбу, рубили для него дрова и вообще, понимаете ли, тёрлись при месте.

— Сразу не мог сказать? — разозлился Йеруш.

— Так вы сразу б туда и пошли, — рассердился Якари. — А люди бы потом сказали, что я вас науськал! Ну чего тут непонятного!

Йеруш Найло, невыспавшийся, изнемогший уже без своего письма и без разгадки дурацкой большедушевской тайны, сто раз обругавший себя последними словами за решение пойти