Рекло. Роман об именах - Владислав Дронов

описан одним старым гунном по имени Бала-Дахан, который перебрался в Китай. Там он написал что-то вроде путевых заметок, с которыми затем он поехал на Ближний Восток, желая прославиться там в качестве сказителя. Дело закончилось тем, что эта рукопись была найдена в ходе студенческих экспедиций в девятнадцатом веке в нужнике пивного заведения. Несмотря на свою небольшую слепоту, нашедший рукопись студент сразу распознал в ней восточный язык. Удивительная находка была сразу же доставлена в стены университета. До сих пор высшие учебные заведения тайно бьются за право называться первым ВУЗом, в который была доставлена рукопись Бала- Дахана. Это всё и не важно. Над разбором рукописи работала сотня самых талантливых переводчик со всего мира. Текста было немного, а язык был совсем неизвестен вплоть до семидесятых годов двадцатого века. Именно тогда было установлено, что написан он на смеси из шести разных языков: согдийского, древнекорейского, грабара, латыни и булгарского. Комбинировались эти языки настолько талантливы, что было совершенно непонятно, какой из них был для автора родным. Тем не менее, «в живых» остался лишь один длинный фрагмент, описывающий пребывание Бала-Дахана на севере Египта. В глубокой пещере автор хотел переночевать и встретил семью из пяти человек. Совсем непримечательные люди, желавшие укрыться от холодов африканских ночей: отец, жена, двое детей и старик. Но вот, что произошло потом. Стоило солнцу полностью скрыться, как у всех членов семьи пропала жизнь из глаз. Они потушили свет, сели там, где находились и принялись смотреть в одну точку впереди себя. Автор не предал значения этому странному ритуалу, видимо, повидав многое. Но на утро за завтраком, перед тем как отправиться дальше, он всё же спросил отца семейства о произошедшем вечером. Тот не ответил ничего, тогда Бала-Дахан начал расспрашивать каждого члена семьи. Все хранили молчание. Лишь старик ответил на вопрос словами: «Мы ждем, пока нас вынут из ножен». На этом текст обрывается. Уже тогда материала об этом процессе было предостаточно. Множество разных сообщений о подобных событиях из разных уголков мира указывали на то, что описанное Балом-Даханом было пусть и древнейшим, но не уникальным событием. После этого исследователи принялись искать дополнительные сведения об этом феномене. Как оказалось, информации было много, стоило лишь поискать. К примеру, одна из теорий была выведена из дневника друга французский писательницы Жармен де Сталь. Во время созыва генеральных штатов он из-за распрей и политического преследования вынужден был скрываться на территории коммуны Локронан. Там в пригородном лесу во время своей прогулки он обнаружил землянку, внутри жил старик. Старик рассказал французскому беглецу о том, что он ждёт, пока его «вынут из ножен» в этом самом месте. Да-да, вы не ослышались. Старик в землянке повторил слова, сказанные Балу-Дахану столетия назад. Естественно, безымянному беглецу стало интересно значение всего этого, поэтому он пришёл к старику вечером, когда тот уставился пустым взглядом в стену своего жилища. Беглец провёл ночь в стенах землянки в ожидании рассвета. На рассвете старик ожил и рассказал, что зов заставляет его лицезреть пустоту, дожидаясь ответа. Пустота зовёт не всех, но зовёт вне зависимости от происхождения, языка и племени. Пустоту можно увидеть лишь тогда, когда ты смотришь в кромешную тьму. В тьме должен отражаться ты сам. При этом нужно понимать, что для полноценного наблюдения «пустоты» нужно очистить себя самого, сделать своё тело пустым сосудом. Ведь в противном случае в темноте ты будешь видеть лишь собственные внутренности или ещё что похуже. Так и проводят, согласно одной из теорий, эти люди время. Ждут туманных приказов. Какие они могут быть? Согласно малочисленных заявлениям, чаще всего эти приказы односложны и после них, человек освобождается от наблюдения за пустотой. Сообщение может быть простым. «Посади дерево». А может быть и: «Переселись в другую часть планеты Земля». Такой малый отклик от респондентов связан и с тем, что многие созерцатели даже не осознают, чем они занимаются. Лишь просветленные и отдельные личности способны вспомнить о таком. Что это такое? Наитие, массовое расстройство или гигантская мистификация? Давайте же выясним. Прямо сейчас, мы нашли одного такого парня прямо в столице нашей прекрасной страны. Зовут его Выврывфы…

На этом моменте пленку заело, а затем очень медленно выплюнуло из проигрывателя. Обидно, я бы хотел посмотреть, что там было дальше. Довольно интересная и пугающая тема. Джотто Иванович выглядел крайне скучающим. Возможно, из-за того, что он устал и почти не спал со вчера. Сегодня он хочет организовать профилактический дозор, но уже без меня. Глядя на мои мешки под глазами, жалость ко мне внутри него попросту не дала позвать меня. После моего рассказа о том, что произошло и «тщательного конспектирования», мне было приказано отдыхать и отсыпаться. Уверен, что свой отчет Джотто Иванович закончил фразой: «Разрыв закрыл. Не я». Перед тем, как вернуться к себе и записать всё это, я завернул к Никите Соломоновичу показать руку. Он был необычайно рад возвращению моей оригинальной руки. Может, даже больше, чем я сам. Как будто от этого зависело, отзовут ли у него докторскую лицензию, если такие тут котируются. На всякий случай он обработал рану на руке и забинтовал, постоянно при этом цокал. Затем я пошёл домой, чтобы немного отдохнуть и написать обо всём. Теперь схожу, наверное, порадую Богдана Алексеевича. А потом на выставку в ДК с Оной. Кстати, раз уж у меня две руки, и я кое-что умею, стоит навестить кое-кого, чтобы извиниться и отплатить должок. Ещё нужно поискать того подозрительного тракториста.

Вышло очень даже забавно. Богдан Алексеевич и Мария Семёновна были очень рады, даже предложили отпраздновать возвращение руки. Удалось поработать над одним из генераторов. Поменял ему штепсель под пристальным руководством. Было очень даже интересно, занимался чем-то таким прикладным вообще впервые. Рассказал про документалку, которую посмотрел сегодня. Стоп. Я только что хотел написать предложение: «Рассказал про документалку, которую посмотрел сегодня, но семейство… переглянулось между собой» и осознал, что я не знаю фамилий жителей этой деревни. Буквально ни единой. Это как бы и не приходилось к слову, но должен же я был узнать за несколько недель хоть что-то. С другой стороны, и они моей фамилии не знают. Да и отчества тоже. Нет, то, что они знают про меня больше, чем я сам рассказывал – это безусловная истина. Но вот почему меня не напрягало всё это время, что мои знания об окружающих в плане именных ярлычков такие скудные? Меня усыпляло то, что все они выглядят либо очень уж загадочно, либо уж очень открыто.

Теперь,