Кортни. Книги 1-6 - Уилбур Смит

длиной в сто километров. Самые старые шахты, вроде «Восточного Даггафонтейна», расположены в восточной ее части, где впервые было обнаружено золото; более новые – в западной части дуги, где жила резко уходит в глубину; но такие шахты, как «Бливорутзихт», невероятно богаты. Все шахты расположены на этом знаменитом полумесяце и окружены городами, которые выросли и развились благодаря золоту.

Мозес вел черный «форд» на юг, в сторону от шахт, улиц, построек белого человека; дорога, по которой они ехали, быстро сузилась и ухудшилась, ее поверхность была покрыта колеями, ямами и оставшимися после недавнего дождя лужами. Она перестала быть прямой и начала петлять, превратившись в паутину троп и линий.

Огни городских улиц остались позади, но появилось другое освещение: свет сотен древесных костров. Их оранжевое сияние затмевали облака плывущего от них дыма. Костры горели перед лачугами из толя и старого рифленого железа; хижины стояли так тесно, что между ними оставались только узкие проходы, и в этих лачугах постоянно ощущалось присутствие множества людей, как будто здесь, в открытом вельде, расположилась невидимая армия.

– Где мы? – спросил Хендрик.

– В городе, который не признает ни один человек, в городе, которого не существует.

«Форд» подпрыгивал и кренился на неровной дороге между лачугами. Хендрик мельком видел темные силуэты хижин, а фары освещали небольшие сцены: черные ребятишки забрасывают камнями бродячего пса; у дороги лежит человек, пьяный или мертвый; женщина, присев за углом железной стены, мочится на землю; двое мужчин схватились в безмолвной смертельной стычке; семья перед костром ест из жестянок, едоки испуганно смотрят огромными глазами на огни фар; другие темные фигуры торопливо прячутся в тени, – их были сотни, и чувствовалось присутствие еще тысяч.

– Это «Ферма Дрейка», – сказал Мозес. – Один из бродяжьих городов в окрестностях голди белых.

От обширного человеческого поселения тянуло древесным дымом и отбросами, закисшим потом горячих тел и подгоревшей на открытых кострах пищей. Это был запах гниющего в лужах мусора и отвратительный дух кровососущих насекомых в грязной постели.

– Сколько человек здесь живет?

– Пять тысяч, десять тысяч. Никто не знает, и никому это не нужно знать.

Мозес остановил «форд» и выключил фары и двигатель.

Наступившая тишина не была подлинной тишиной; слышался гомон, подобный далекому морскому прибою: крики младенцев, лай собак, женское пение, голоса мужчин, которые бранились, ели и разговаривали, пронзительные голоса спорящих или совокупляющихся, голоса умирающих, испражняющихся, храпящих, играющих и пьющих в ночи.

Мозес вышел из «форда», повелительно сказал что-то в темноту, и из-за лачуг появилось с десяток фигур. Хендрик понял, что это дети, хотя их возраст и пол определить было невозможно.

– Охраняйте машину, – сказал Мозес и бросил мелкую монетку; та мелькнула в свете костра, и один из малышей поймал ее в воздухе.

– Эх хе, Баба! – пропищали они; Мозес повел брата между лачугами, и примерно через сто ярдов звуки женского пения стали громче – пронзительные, призывные; слышался гул множества голосов, запахло перегаром и мясом, которое жарят на открытом огне.

Они дошли до низкого длинного здания – грубого сооружения из бросовых материалов. Стены у него были кривые, крыша на фоне звездного неба выпячивалась. Мозес постучал в дверь. Ему в лицо посветили фонарем, потом открыли.

– Итак, брат, – Мозес взял Хендрика за руку и ввел в дом, – это твоя первая пивная. Здесь ты получишь все, что я тебе обещал: женщин и выпивку, и того и другого до отвала.

Сарай был забит людьми, сидевшими так тесно друг к другу, что дальняя стена терялась в голубом табачном дыму, и чтобы тебя услышали на расстоянии в несколько футов, нужно было кричать; черные лица блестели от пота и возбуждения. Все это были шахтеры – они пили, пели, смеялись и щупали женщин. Некоторые были очень пьяны, кое-кто падал на пол и лежал в собственной рвоте. Женщины были из разных племен, все – с раскрашенными на манер белых женщин лицами, одетые в легкие пестрые платья; они пели и танцевали, покачивая бедрами, выбирали мужчин с деньгами и уводили их через двери в задней стене сарая.

Мозесу не пришлось проталкиваться сквозь плотно спрессованные тела. Толпа почти как по волшебству расступилась перед ним, многие женщины с уважением окликали его. Хендрик шел сразу за братом, восхищаясь тем, как за короткие три месяца со времени их прибытия на Ранд Мозес сумел добиться такого уважения.

У двери в задней стене пивной стоял стражник – головорез со страшно изуродованным шрамами лицом, но и он узнал Мозеса и приветственно хлопнул в ладоши, прежде чем отодвинуть занавес и пропустить их в заднюю комнату.

Здесь было не так тесно, и стояли столы и скамьи для посетителей. Девушки здесь все были молодые, ясноглазые, со свежими лицами. За отдельным столиком в углу восседала огромная черная женщина. У нее было спокойное круглое лунообразное лицо высокородной зулуски, но черты с трудом угадывались из-за жира. Это изобилие плотно натягивало темно-янтарную кожу; живот несколькими мясистыми уступами спускался на колени, жир свисал большими черными мешками с рук и образовывал толстые браслеты на запястьях. Перед ней на столе лежали аккуратные стопки монет, серебряных и медных, и груды многоцветных банкнот, а девушки каждую минуту увеличивали эти груды и стопки.

Когда женщина увидела Мозеса, ее великолепные белые зубы сверкнули, как драгоценный фарфор. Она с трудом встала; бедра у нее были такие огромные, что она ходила, широко расставляя ноги; женщина подошла к Мозесу и приветствовала его, как вождя племени, уважительно коснувшись лба.

– Это Мама Нгинга, – сказал Мозес Хендрику. – Она содержит самую большую пивную, и у нее больше всего женщин на «Ферме Дрейка». Скоро она здесь будет единственная.

Только тут Хендрик понял, что большинство мужчин за столиками ему знакомы. Это были «буйволы», приехавшие в «Велану» на одном поезде и давшие вступительную клятву вместе с ним; все они приветствовали его с искренней радостью и знакомили с теми, кого он еще не знал.

– Это Генри Табака. Человек-легенда. Это он убил Шайелу, белого надсмотрщика…

Хендрик увидел неожиданное уважение в глазах новых «буйволов». Это были люди с других шахт за хребтом, и Хендрик сразу понял, что подобраны они