Жребий викинга - Богдан Сушинский

— О расправе королевы Сигрид над женихами тоже корсунец[82]Визарий поведал? — иронично осведомился Гаральд.

— Первым о «пепельном пиршестве» королевы рассказал шведский посол. Визарий всего лишь подтвердил его правдивость. Но речь сейчас о той Сигрид, жрице огненной любви, которая умудрилась переспать с тобой. Нет-нет, я не требую ни подтверждения, ни отрицания, — величественно повела украшенной перстнями рукой императрица. — В твоем возрасте побывать в руках у зрелой, опытной женщины — это великая наука, которая тебе еще множество раз пригодится.

— Я смогу встретиться с императором? — поспешно поинтересовался Гаральд, чтобы как-то увести повелительницу от воспоминаний о страстной шведке.

— Обязательно встретишься. Но только для того, чтобы услышать из уст светлейшего, боголюбивейшего и благочестивейшего василевса нашего, — с нескрываемой иронией произносила она все эти титулы, — высочайшее подтверждение всех тех распоряжений, которые чиновники империи получат от меня. Кстати, у нас уже есть три больших отряда наемников-норманнов, один из которых служит на границе с Болгарией, а два других охраняют побережья империи. Еще один отряд мы намерены набрать из тех норманнов, которые уже давно поселились на Балканах.

— Мне приходилось слышать о балканских норманнах, — кивнул Гаральд. — Когда-то на них возлагал надежду мой брат, король Олаф. Говорят, он даже вел переговоры с одним из балканских конунгов, а также с конунгами Нормандии. Правда, это ни к чему не привело. Впрочем, это уже дела минувшие.

— Очевидно, тебя, принц норвежский, интересует, какую службу будет нести твой отряд?

— Полагаю, что это главная цель нашей встречи.

— О главной причине встречи мы поговорим чуть позже, — намекнула императрица. — А что касается службы, то подробнее узнаешь об этом от главного полководца империи Зенония. Служанка Этилла уже, очевидно, успела сообщить тебе об этом воине?

— Встреча с Зенонием тоже предстоит, знаю, — уклончиво ответил принц, не обращая внимания на упоминание имени старой валькирии. — С этим человеком хотелось бы встретиться как можно скорее.

— Что вы так торопитесь, принц? Для монаршей особы это непозволительно. Тем более — в Константинополе, где, пребывая при дворе императора, людям вашего чина и ваших запросов торопиться бессмысленно. В этой великой империи им нужно радоваться жизни и ждать; любоваться красотами столицы, ждать и при этом всегда радоваться жизни. Даже если сама жизнь уже не в радость. Ибо таков дух всех великих империй. Ну, еще порой молиться…

— Ибо таков дух всех великих империй, — улыбаясь, согласился с ее определением норманн.

Из-за портьеры беззвучно появилась служанка. Викинг тут же узнал ее — это была Этилла. Судя по всему, она пользовалась особым доверием императрицы. В ответ на вопросительный взгляд повелительницы старая валькирия молча кивнула, метнула взгляд на норманна и тут же, пятясь, удалилась.

— Однако не думайте, что полководец Зеноний, который давно научился радоваться жизни, будет рад встрече с вами, — молвила Зоя. — Он ненавидит чужеземцев. Наш старый полководец всю свою жизнь воюет с чужеземцами, поэтому считает себя вправе ненавидеть их. Всех без исключения. Но подозрительнее всех относится к норманнам, многие из которых, едва появившись в Византии, тут же спешат обзаводиться семьями, землей и купленными пленниками. У него это вызывает подозрение: уж не собираются ли эти северные инородцы перенести свою империю на святую землю Византии? Но вы-то не собираетесь этого делать, конунг конунгов?

— Мне достаточно будет почувствовать себя правителем Норвегии, — лаконично заверил ее Гаральд.

Повелительница недоверчиво взглянула на принца и медленно поднялась. Окинув взглядом фигуру высокородной эллинки, норманн понял, что эта женщина все еще достойна быть любимой. Причем меньше всего юному викингу хотелось вспоминать сейчас о возрасте эллинской аристократки.

Смуглолицая, с ладно скроенной фигурой и со взбитыми в какой-то венцеподобный кокон волосами, покрытыми золотистого цвета паволокой[83], она сохраняла гордую, десятилетиями выработанную осанку.

Правительница скрылась за портьерой, а невесть откуда появившийся евнух-телохранитель положил свою крепкую руку на плечо юноши и тоже подтолкнул к портьере. К удивлению Гаральда, никакого ложа там не оказалось, грубая войлочная ткань скрывала за собой две едва приметные двери, что заставило телохранителя замешкаться, пока он не рассмотрел, какая из дверей осталась приоткрытой.

— Тебе повезло, варвар, — пробормотал телохранитель по-норманнски, подталкивая его к видневшемуся в конце коридора дверному просвету.

— Почему ты считаешь, что повезло?

— Потому что ведут тебя по «тропе императорской любви», а не по «тропе императорского гнева».

— Значит, у вас этот подземный переход называется «тропой любви»? Странно.

— Странно то, что повелительница благоволит к тебе. К чужеземцам свою благосклонность она теперь проявляет редко. А все остальное — привычно.

— Почему такая нелюбовь к чужестранцам? Чтобы не дразнить полководца Зенония?

— Чертова Этилла, — проворчал евнух. — Никто не знает, почему императрица до сих пор терпит эту болтушку, вместо того, чтобы приказать отравить ее или, для разнообразия, удушить.

— При чем здесь Этилла? Она как раз не виновна, разговорчивой оказалась императрица.