За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский

— Но Р. многодетный папаша, и живется ему очень трудно…

— Ничего, проживет как-нибудь. А детишкам развлечение…

Маститый Р., выйдя на сцену, принимал поздравления, раскланивался; спустившись в зал, вытер клетчатым платком багровое лицо, хлопнул меня по плечу:

— Не сердись, старик, за весь этот спектакль. Мои сорванцы, узнав про медвежонка, покоя мне не дают: привези да привези…

— Что ж, — сказал я. — Если так — берите…

Я честно предупредил Р. об ожидавших его трудностях, однако почтенный мэтр, очень довольный, что меня так легко удалось уломать, ни о чем не хотел слышать, мысленно уже представляя себе, как привозит медведя домой и как отреагируют на появление зверя жена и дети. Эффектное будет зрелище, настоящее кино! В тот же вечер Р. увез Мишку на дачу, которую снимал в небольшом подмосковном поселке. О том, что скажут по поводу появления медведя хозяева дачи, Р. не думал — стоит ли беспокоиться о таких мелочах? И, как выяснилось, не думал совершенно напрасно — хозяева держали дойных коз и испугались, что при виде медведя у них пропадет молоко, поэтому проблемы у Р. возникли сразу же после приезда.

Тем не менее Р. нашел общий язык с хозяевами дачи, и съезжать с нее ему не предложили. Недели две Р. мне не звонил, хотя и обещал, я не сетовал, полагая, что мэтр, по всей вероятности, засел за работу. Сочиняет очередной шедевр. И все-таки мне было тревожно, надо бы проведать Мишку, выяснить, не натворил ли он чего неподобающего.

В раздумьях об этом прошла еще неделя, а в понедельник рано утром меня позвали к телефону. Сотрясая трубку рокочущим басом, Р. осведомился, как я себя чувствую, поинтересовался, чем занимаюсь, поведал о своих творческих планах, долго ругал газетную статью известного критика, я же, томимый недобрыми предчувствиями, рассеянно поддакивал, нетерпеливо ожидая, когда Р. приступит наконец к делу, побудившему его поднять меня в шесть утра. Поговорив еще немного о том о сем, Р. неожиданно попрощался и повесил трубку, видимо так и не решившись затронуть тему, ради которой приехал в районный переговорный пункт и больше часа ждал, пока его соединят с Москвой. Впрочем, мне было и так все ясно, в тот же день я поехал к Р. и забрал Мишку, который так обрадовался моему появлению, что носился по двору потешным галопом, к великому ужасу пасущихся за оградой коз и их владельцев.

— Ты уж извини, старикашка, — пророкотал Р. — Очень жаль отдавать. Одно сознание того, что я единственный сценарист в нашей стране, а быть может (чем черт не шутит?) и во всем мире, который держит у себя настоящего медведя. Наши киношники от зависти лопаются, узнав об этом. И вот приходится отдавать… Счастье мимолетно, как сказал поэт, не помню уже, кто именно. Но главное не в этом, это все пустяки, главное, что от сердца, можно сказать, отрываю — полюбил, привязался. Из-за детей отдаю — паршивцы мои книжки совсем забросили, читать, писать перестали, а у двоих осенью переэкзаменовка. Скоро в школу…

Дома, как ни странно, нас встретили тепло — соскучились по Мишке, соседи, прослышав о его возвращении, приходили поздравить. Все было прекрасно, но я знал, что эйфория продлится недолго.

Так оно и было, проклятая проблема сызнова стала во весь рост, но мир, как говорится, не без добрых людей. Таковым оказался редактор одной из моих книг, встреченный мною случайно на улице. Наслышанный о моих злоключениях, он первым делом спросил, пристроил ли я наконец своего медвежонка. Вздохнув, я сокрушенно развел руками, и глаза редакторского спутника — высокого, импозантного мужчины заблестели. Незнакомец, оказавшийся личным секретарем одного из литературных столпов страны, стал упрашивать отдать медведя ему.

— Ты меня осчастливишь! Всю жизнь мечтал завести медвежонка, и вот появляешься ты. Это судьба так распорядилась, судьба! Соглашайся, дорогой, и я сегодня же увезу топтыгина. У меня под Рязанью двухэтажный особняк, большой участок, рядом озеро…

— Я согласен. Но как вы Мишку повезете? В поезд вас с таким спутником наверняка не пустят.

— О чем речь, дорогой? У меня машина!

Личный секретарь живого классика приехал за медведем на шикарном лимузине. В те годы иномарок в Москве было немного, секретарская машина поражала не только слепящим блеском хромированных деталей, но и внушительными размерами, в нее можно было загрузить добрый десяток медвежат. Мишка, угнездившись в просторной машине, на меня и не взглянул, привык к постоянным отъездам, быть может, усматривая в них своеобразные развлечения. Я же почему-то был уверен, что расстаюсь с медвежонком навсегда, что этот его отъезд — последний. Убеждал в этом и весь облик нового Мишкиного хозяина, его манера держаться, немного высокомерный, покровительственный тон.

— Прощай, дорогой, весьма тебе признателен, — пожал мне руку личсек. — Будет жене сюрприз. Вот уж она обрадуется. Поистине царский подарок! — Произнося это, личный секретарь прославленного классика весь светился, мысленно представляя торжественную церемонию вручения царского подарка, восторженные ахи и охи потрясенной супруги.

На следующий вечер личсек вернулся.

— Выгнала, стерва! Бедного медвежонка не пожалела! — О себе секретарь классика скромно умолчал, но и без слов все было ясно — под глазом личсека красовался внушительный синяк…

И все же наши с Мишкой мытарства однажды закончились, друзья мои Марк и Николай сумели благодаря помощнику одного министра встретиться с его шефом, слывшим большим любителем живой природы, умело разожгли его любопытство, и министр благосклонно согласился медвежонка приютить. Я не возражал, выставив одно-единственное условие — держать мое имя в секрете. Друзья, а затем и министр, посмеявшись, мои условия приняли, и Мишка прожил на министерской даче много лет.

Глава третья

Рыська

Держать крупную кошку в московской квартире почти невозможно.

Е. П. Спангенберг

Заявление весьма категоричное. Разумеется, написавший эти строки известный натуралист имел в виду не наших Барсиков и Мурок, а их диких сородичей; маленький лучик надежды оставляло лишь короткое слово «почти». Прочитав увлекательную книжку ученого, я поставил ее на полку, а вскоре неожиданно столкнулся с одним из существ, которых столь безапелляционно охарактеризовал Спангенберг, и судьба предоставила мне реальную возможность проверить его утверждения на практике.

Теплым весенним утром задребезжал звонок; открыв дверь, я обрадованно ахнул:

— Афошка? Ты?!

На пороге, широко улыбаясь, стоял мой добрый знакомец, потомственный охотник Афанасий — скуластое лицо выдублено солнцем и морозами, тугой