Висельник и Колесница - Константин Жемер

Только граф закончил, придавленный идолом эзотерик открыл глаза.

- Ба, и этот ожил! – в весёлом удивлении воскликнул Толстой.

- Вы разрушили то, на что потрачено столько сил, над чем трудились величайшие умы человечества! – отчётливо произнёс алый. – Так пусть же ваша варварская страна станет преемницей революционного духа. Не просвещённая Франция, но дикая Россия послужит местом, где взойдёт заря свободы. Бавель^[191] восстанет, чужак! И снова Башня возвысится над землей рабов! Таково моё последнее слово! Слово Гроссмейстера Ордена Башни!

Толстой поднял шпагу, чтоб приколоть мракобеса, но тот пустил ртом кровавые пузыри и помер сам, без посторонней помощи.

- Подозреваю, они сговорились! Что Лех Мруз, что его заклятый враг – Гроссмейстер, – возмутился Толстой. – Будто нельзя молча отойти в мир иной – обязательно надо битый час нести околесицу! Ежели ещё заговорит голова того негодяя, коего ты, mon ami, порубил, словно Святой Стефан прокудливую берёзу^[192], я не вынесу и тронусь умом…

- Однако же, пора в путь, – остановил готового и дальше разглагольствовать компаньона Максим. – Отдохнули, и будет.

Поцеловав спасительную иконку, Американец зажёг свечной огарок и первым устремился через открытый проём в подземелье.

Быстро спускаться по ступеням не выходило – всякий раз, как ускоряли темп движения, гасла свечка. Неуклюжие попытки Американца рукой защитить крошечный огонёк от сквозняка не приводили к успеху. Наконец, достигли подземного коридора. Оказалось, что ходов не два, как было в прошлый раз, а четыре. Между тем, свечной огарок доживал последние минуты, грозя оставить компаньонов в кромешной тьме, кишащей ловушками и тварями, наподобие милейшего господина Прозектора.

Стоило лишь о нём вспомнить, как Простой Батист поспешил немедленно напомнить о своём присутствии: ужасающий рёв, пронзивший тьму подземелья не оставлял и тени сомнения в том, чья глотка его исторгла.

Максим поёжился, а Толстой, наоборот, радостно возопил:

- Прекрасный ориентир! Нам налево, mon colonel, доберёмся до прозекторской, а там рукой подать до кельи Ленуара. Только смотри под ноги и не забывай про ловушки.

Свеча вскоре погасла, но компаньонов безошибочно вёл вперёд громкий голос Отто Шнорра:

- Ехидна! Последний раз спрашиваю: зачем задушил пытуемого? Пожалел братца или же решил помешать ему выдать нечто важное? Отвечай!

Вскоре стал виден свет, исходящий из распахнутой двери, а также слышен голос Франсуа Белье, исступлённо лепечущего:

- Учитель, вы не можете поднимать руку на человека благородной крови! Остановитесь, учитель!

- Врёшь, ничтожный! Не бывает никакой благородной крови. У всех кровь одинаковая: одного цвета, вкуса и запаха! – продолжал бушевать Прозектор. – Мне ли не знать?!

- Слушай, брат Теодорус, – тихо прошептал Крыжановский, – Давай задержимся и прикончим Батиста, а то не по себе становится, когда вокруг темно, а где-то там бродит этакое чудовище.

- Трудно спорить, – ухмыльнулся Толстой.

Прозекторская встретила невыносимой вонью. В воздушных шахтах она почти не ощущалась, здесь же – аж глаза слезились. Сам ли хозяин помещения источал сей запах или так пахли останки его многочисленных жертв, выяснять не хотелось.

В углу, в жалкой позе, скрючился Франсуа Белье, а над ним угрожающе навис кошмарный учитель с плёткой в руке.

Простой Батист был слишком занят, чтобы заметить гостей, зато это не преминул сделать его нерадивый ученик. Глаза Франсуа округлились, а челюсть отвисла.

Максим приветливо улыбнулся французу, а Толстой даже сделал ручкой, после чего для привлечения внимания хлопнул дверью.

Отто-Бомбаст-Батист Шнорр медленно повернулся на звук.

- Привет тебе, о, зловонная туша! – поприветствовал палача Фёдор. – Стали доходить слухи, что ты интересовался нами, вот мы и решили зайти…

- Это те самые лазутчики из Москвы! – взвизгнул Франсуа.

В мутных глазах Прозектора мелькнула искра понимания.

- Сами пришли! – пророкотал он радостно. – Ехидны мои дорогие, сами пришли!

Чудовище сделало шаг к компаньонам, но из жилы под коленом вдруг вылупился ржавый наконечник одного из пыточных инструментов – Франсуа Белье не простил наставнику плёточных ударов. Прозектор зарычал, грохнул ладонью в место, где только что стоял ученик, но тот выказал невиданное проворство – удар не попал в цель, а пришёлся по гробоподобному приспособлению. Простой Батист не успел убрать ладонь – на неё упал пресс и в хруст костей ввинтился скрип рычага «божественной машинки». Франсуа отскочил в сторону и захохотал.

- Я шёл в Орден ради свободы, за которую заплатил всем, что имел в жизни. Но вместо свободы нашёл только тебя, Батист!

Даже не пытаясь вынуть руку из ловушки, Отто Шнорр повёл могучими плечами и со скрежетом сорвал «божественную машинку» с креплений. Волоча её по полу за собой, свободной рукой он выхватил из очага здоровенную кочергу с раскалённым концом и двинулся на Фёдора с Максимом.

- Ваша праща, Давид! – сказал Крыжановский за спиной графа.

- Благодарю! – отозвался Американец, принимая тяжёлый Ле-Паж.

Грянул выстрел, пол икнул облаком пыли и из свалившейся туши вырвались звуки еще более мерзкие, чем ранее услышанный рев. Расколотый череп растерял все мозги, а желудок, следуя этому примеру, поспешил избавиться от ужина: не замечающий утрат Прозектор сучил ногами и, казалось, пытался подняться.

- Отрезать ему голову? – ровно спросил Толстой. – А то ещё вздумает ожить?

Ни слова не говоря, Максим Крыжановский подошёл к заискивающе улыбающемуся Франсуа и впечатал кулак ему в челюсть.

Последний из братьев Белье закатил глаза и грохнулся рядом с учителем.

- Полноценного эзотерика из него не вышло, пусть живёт, – лизнув разбитую костяшку на пальце, пояснил Максим, – но и оставлять такую сволочь безнаказанной – выше всяких сил.