Могила галеонов - Мартин Стивен

— Приехал человек, с которым вам, вероятно, придется встретиться, — сказал он. — Он назвался французским купцом Жаком Анри.

Анну потрясла услышанная новость. Лицо ее как будто съежилось. Она вскочила, оттолкнув стул, и отошла в угол комнаты, словно ища там укрытия.

— Послушайте, — поспешно заговорил Грэшем, — я знаю, вы дали слово вашей матери… Но обстоятельства изменились… Если это для вас так страшно, почему бы нам не переменить решение?..

— Разве вы нарушили слово, данное Уолсингему? — спросила Анна очень тихо.

В дверь снова постучали.

В комнату вошел довольно молодой человек лет двадцати пяти, привлекательной наружности, одетый в костюм для верховой езды. Он был высоким и статным, с темными волосами и глазами, которые, видимо, были зеркалом доброй и честной души.

— Сэр Генри! — начал он, обращаясь только к хозяину (Анну, притаившуюся в углу, он не сразу заметил). — Прошу извинить меня! Мне сообщали о вас из Лиссабона, потом из Фландрии. Но всякий раз я опаздывал… — Он говорил с легким французским акцентом. — Я, как у вас говорится… задал вам танец. Я очень расстроен.

Он почтительно поклонился. Грэшем также ответил комплиментами.

— А мы вас… иначе себе представляли, — добавил он. — Мы полагали, что мсье Жак Анри… гораздо старше.

— Ах вот оно что! — в ужасе вскричал молодой человек. — Вы ничего не слыхали. Мой отец погиб в прошлом году. Их караван попал в засаду разбойников, и, хотя он и его люди храбро дрались, он скончался от ран… Молодая леди также не слышала об этом? Мы посылали письма в Гоа и в Испанию.

— Молодая леди об этом не узнала. Гоа она покинула раньше, чем пришло письмо, а письмо, посланное в Испанию, очевидно, не вызвало интереса ее тамошней родни.

— Я приехал сообщить — молодая леди, конечно, свободна от всяких обязательств в отношении моей семьи. Наши обстоятельства изменились. Мой отец был богатым человеком, но для меня купеческая жизнь слишком беспокойна. У меня есть имение во Франции, имя и буду заниматься.

— И у вас есть жена и хозяйка? — спросил Грэшем.

Жак Анри вдруг покраснел.

— Моя жизнь прошла в странствиях вместе с отцом, — ответил он грустно. — И у меня не оставалось времени для сердечных дел.

Грэшем обернулся. Анна стояла на том же месте и спокойно смотрела на Жака Анри.

— Позвольте вам представить… — начал он.

Анна вышла вперед. Что-то царственное было теперь во всем ее облике. Она не сводила глаз с пришельца с тех пор, как он вошел в библиотеку. Он повернулся в ее сторону, начал было кланяться, да так и застыл в склоненном состоянии с открытым ртом.

— Я уверен, сэр Генри… — начал он было, но осекся и умолк, словно оторопев на несколько мгновений. Потом он опомнился, закончил свой поклон, не отрывая взгляда от девушки, покраснел и повернулся в сторону Грэшема.

— Я уверен, — сказал Генри, — моя подопечная внимательно выслушает печальный рассказ о вашей утрате. Тем более она всегда испытывала глубокую привязанность к вашему отцу. Думаю, если я велю накрыть стол в длинной галерее, вы сможете спокойно побеседовать. Но сперва позвольте мне переговорить с моей подопечной наедине.

Жак Анри кивнул. Не в силах вымолвить ни слова и пятясь, он вышел из комнаты, как будто покидал королевскую резиденцию.

— Ну, теперь и мне очень нужно… оказаться где-нибудь в другом месте, — объявил Манион и также удалился.

— Он просто дитя, этот Жак Анри, — сказала Анна, чуть заметно улыбаясь. — Видели, как он не сводил с меня глаз, а потом налетел на дверь?

— Зато я не ребенок, — ответил Грэшем.

А затем все произошло словно само собой. Их объятия и поцелуи были долгими — время для них остановилось. Они перестали соблюдать осторожность, забыв обо всем. Каким-то странным образом приезд Жака Анри разом освободил всю силу их взаимного стремления к близости, так долго зревшего в их душах. Слишком давно они ждали этого, сами того не сознавая.

А потом они разъединили руки и заговорили почти разом.

— Прости, я… — начал Грэшем.

— Прости, я… — прошептала Анна.

И тут оба молодых человека засмеялись счастливым смехом. Грэшем слегка склонил голову, отступив на шаг, но не выпустив ее рук.

— Мне кажется, я влюбилась в тебя сразу же, как увидела, — сказала Анна, — там, на палубе, когда я казалась себе самой смелой. Ты стоял, окруженный всеми этими моряками, такой молодой и красивый, и ты навел там порядок.

— Как же ты тогда командовала! — заметил Грэшем. — Ты боролась, несмотря ни на что, не боясь ни Дрейка, ни всего английского флота! И хотя я ненавидел тебя за красоту и властность, я тоже чувствовал, что уже влюбился в тебя.

Они снова поцеловались.

— А знаешь, я ведь тогда залезла в бочку ради тебя, — призналась Анна. — Хотелось непременно быть вместе с тобой. Глупо, правда?

— Никогда не называй глупостью желание быть со мной! — Грэшем привлек ее к себе, и они поцеловались снова. Он чувствовал желание слиться с нею в единое целое. Но он еще мог властвовать над своими желаниями. Он годами привык их подавлять и сдерживать. Этому учила его жизнь и судьба.

— Когда-то я убедил себя, что я ненавижу людей и могу любить только какое-то дело, — произнес он. — Потом я возненавидел свое занятие, полюбив тебя…

То, что произошло дальше, можно было объяснить по разному, но нужны ли кому-нибудь подобные объяснения? Для них обоих главным было только то, что это наконец произошло, что они обрели счастливое состояние.

Спали ли они в ту ночь? Наверное, они сами не заметили, как заснули…

Генри помнил только, как утром Анна появилась перед ним уже полностью одетая.

— Я очень тебя люблю, — сказала она. Но почему она так грустно улыбалась, а по лицу ее текли слезы? — И все же я должна выйти за Жака Анри. — Голос ее дрожал, глаза были красными.

Генри не находил слов.

— Анна… как ты можешь? Я думал, мы с тобой… мы… Самое лучшее, что было…

— Генри… мой Генри… Моя самая первая любовь! — Нежность ее слов, кажется, могла бы растопить лед. — Прошу тебя, пожалуйста, не осуждай меня!

Она бережно обняла его. Генри Грэшем плакал! Плакал при женщине! Он всегда считал это страшным позором, а сейчас плакал у нее на плече, как маленький мальчик, встретивший маму после разлуки.

— Как ты можешь?.. — повторил он сквозь слезы.

— Ты должен меня выслушать, — мягко проговорила она. — Ты готов меня слушать?

Он кивнул. Сколько раз он убеждал самого себя: «Не будь зависим от других! Не уступай! Никогда не влюбляйся!» Не был ли он прав?

— Я люблю тебя так же, как, я верю, и ты любишь меня, — тихо сказала Анна. — И дело не в том только, что слово, данное мною моей матери, не позволяет мне выйти за тебя. От моей семьи на свете осталась только я, и чтобы она не умерла совсем, надо дать ей новую жизнь.