Могила галеонов - Мартин Стивен

— Я плюю на ваши пустые угрозы! — закричал Сесил. И он действительно плюнул, так что его слюна попала на щеку Грэшема. — Если не станет вас, не станет вашего слуги, а ваше имя всякий порядочный англичанин будет произносить с отвращением, выполнят ли ваши наемники ваш договор? Нет, они просто возьмут ваши деньги и посмеются над вами, ведь вы хотели использовать их против такого человека, как я.

— Против такого человека, как вы? Ну-ну, — ответил Грэшем мягким тоном, странным при его положении. Его руки начали болеть из-за нарушенного кровообращения. — В любом случае угрозы тут нет. Я никого не нанимал убить вашу невесту.

— Вы хотите сказать: никому не поручали ее… убить или изуродовать?

— Конечно, нет. Только человек, который сам носится с подобными замыслами, может предполагать такое. Что мне пользы от возмездия, если меня уже не будет в живых? — Грэшем понимал: Сесил поверил в его мнимую угрозу.

— Так, значит, вы ничем не можете мне угрожать, Генри Грэшем? — спросил тот.

— Только силой правды. Я ведь не испанский шпион. Я служил Англии.

— И кто же вам теперь поверит?

— Мне может поверить королева Англии, — просто ответил Грэшем. — Королева, вошедшая в дальнюю дверь, хотя я отсюда ее и не вижу. Она здесь уже несколько минут, хотя ничем не обнаруживает своего присутствия. И я прошу ее соизволения рассмотреть мое дело. — Грэшем догадался о королеве по запаху, который он сначала счел обманом чувств, запаху духов и несвежего дыхания.

Сесил усмехнулся, обернулся к двери, да так и застыл на месте. А через мгновение низко поклонился и опустился на колени.

Трудно было представить, что королева придет сюда. Она ненавидела Тауэр, ненавидела самую память о том, как ей некогда пришлось войти сюда через «Ворота изменников». Она бывала здесь только в случае крайней необходимости. Тем более в таких мрачных застенках. Но теперь, когда Уолсингем умер, никто уже не мог ей рассказать о той двойной и тройной игре, которую он вел последние три года под руководством Уолсингема и, по его поручению, сумел стать самым ценимым из испанских шпионов в Англии. Он передавал в Испанию те сведения, которые готовил для него Уолсингем, всегда примешивая ко лжи достаточно правды, стремясь придать ей правдоподобие.

Королева возникла в поле зрения Грэшема. Она посмотрела на него то ли с сочувствием, то ли с изучающим интересом.

— Ваше величество! — восклицал Сесил, то поднимаясь, то снова опускаясь на колени, не в силах преодолеть состояние шока. Грэшем же не смог бы поклониться королеве, даже если бы его освободили: у него уже начали сильно болеть руки и ноги.

— Встаньте и прекратите лизоблюдство, — велела королева Сесилу. Она снова посмотрела на Грэшема: — А вы можете оставаться там же. — Затем она властно потребовала от тюремщика: — А ты усади свою королеву, и немедленно!

Как по волшебству появился стул. Елизавета села.

— Итак, мой маленький пигмей, — заговорила она, — вы решили допросить человека, объявленного величайшим изменником, не поставив меня в известность. И даже не спросили моего разрешения применить пытку. — Действительно, по закону в подобных случаях требовалось разрешение монарха.

— И все же я всегда оставалась великодушной, и я дарую вам это разрешение. Продолжайте допрос.

У Грэшема упало сердце. Зато Сесил быстро пришел в себя. Он никак не ожидал прихода королевы, его даже потрясло ее появление, но теперь он снова овладел собой.

— Итак, — начал он, — вы отрицаете, что являлись испанским шпионом? И вы не посещали нечестивых и запрещенных здесь месс?

Грэшем отвечал медленно, обдумывая каждое слово. Сейчас решался вопрос его жизни и, что еще важнее, его чести.

— Я отрицаю, что был или являюсь испанским шпионом. Что касается месс, то я действительно посещал их три года, служа ее величеству и по указанию лорда Уолсингема. — «Но он уже не сможет подтвердить мои слова», — подумал Грэшема.

Сесил пришел в ярость:

— Посещали мессы, служа ее величеству?! Вы издеваетесь?! — Он поднял руку, намереваясь подать знак тюремщику продолжить пытку.

— Стойте! — приказала королева. — Пусть он говорит сейчас, пока боль не отуманила его разум.

— Да, на службе ее величеству, по приказу Уолсингема, — продолжал Грэшем. — Это началось лет в шестнадцать, когда я еще был бедным студентом. Мне предложили деньги, чтобы я встречался с одним священником и посещал его тайные мессы, объявив себя католиком.

— И вы продали душу за деньги? — с пафосом спросил Сесил.

— Нет, я не изменил своей вере. Я поступил так нарочно, играя роль испанского шпиона. Кроме того, мне самому это было интересно.

— И деньги, конечно, платили, — вставил Сесил с миной высокомерной добродетели. Его все-таки сильно смутил приход королевы, и он отчасти потерял самообладание. Он не знал, как ему следует себя вести.

— Те, кто получает богатство с рождения, считают его неотъемлемой частью жизни, — заметил Грэшем. — Но только те, кто знает, что такое жизнь без денег, понимают, что на свете есть и более важные вещи.

— Например? — вставил Сесил (он допустил первую ошибку).

— Например, интерес к жизни ради нее самой, особенно в юности. Например, честь. Например, любовь к своей стране, даже если еще не любишь никого из других людей. Например, стремление поступать по правде.

— И при этом вы стали испанским шпионом! — насмешливо ответил Сесил.

— Я только играл роль испанского шпиона. — Грэшему было все труднее говорить. Боль возросла. Особенно сильно почему-то болела левая рука, но надо было продолжать. — Уолсингем давал мне информацию, похожую на правду. Отчасти она и являлась правдивой, чтобы они мне поверили. А я передавал эти сведения испанским властям.

— Значит, вы имели доступ к испанскому двору? — недоверчиво проговорил Сесил.

— Нет, я общался только с одним придворным. Случилось так, что в Кембридже он узнал правду обо мне — что я не их шпион, а двойной агент. Его мне пришлось убить на Грантчестерских лугах, иначе он бы выдал меня своим хозяевам и провалил всю операцию. — Теперь к боли в руках и ногах добавился еще звон в ушах. В горле пересохло. Он не заметил, как тюремщик отошел за водой для него, тем неожиданнее была радость узника, когда тюремщик поднес к его губам кружку с драгоценной водой. Грэшем снова услышал, как кто-то открыл и закрыл дверь, но Сесил не обратил на это внимания. Он продолжал:

— Это вы так говорите! Но вы добились, чтобы вас включили в экспедицию Дрейка в Кадис. Так бы и поступил настоящий шпион.

— Меня именно хотели объявить шпионом. Мне подбросили католический молитвенник и подложное письмо, и сделали это вы, Сесил. Вы ведь не ведали, что Уолсингем решил тогда заслать меня в Испанию. Так что вы действовали от себя, ложно обвинив меня в измене. Вам было важно избавиться от человека, которого вы считали врагом, но еще важнее — чтобы я погиб на море, далеко отсюда. Мое имущество, как имущество изменника, к тому же не имеющего наследников, вы могли конфисковать в казну, купив таким образом расположение королевы. Да и вашего отца, пожалуй.