Город пробужденный - Богуслав Суйковский

Он огляделся. Небо было усыпано звездами, которые ломали свое отражение в медленной, сонной волне. Порой более крупный водяной горб наклонял галеру, весла ударяли неровно, пена, разрываемая форштевнем, бурлила сильнее, капли, падающие с поднимаемых весел, вспыхивали как маленькие искорки.

Но огней с приближающегося корабля точно не было видно.

— Луна покажется около полуночи, — прошептал Кадмос, невольно понижая голос.

— Мы не можем ждать! Атакуем! Держи своих людей наготове!

— А если это пентера?

— Ускользнем! В такой темноте снаряды их катапульт не страшны! Эй, там! Гала! Табань, но весла на воде, готовы к удару! Тишина на корабле!

Трирема еще мгновение плыла по инерции, пока не остановилась, легко покачиваясь на волне. Но это была не безвольная остановка, а грозное, сосредоточенное ожидание. Так, верно, замирает лев у водопоя, почуяв приближение добычи.

Кадмос беспокойно оглянулся на парус. Он уже был распущен, хотя слабый ветер почти не толкал судно. Теперь он, должно быть, виден на фоне неба, выдаст их раньше времени… Нет. На черном небосводе не вырисовывается ни один силуэт. Не видно лишь звезд… Но это только для них, смотрящих снизу на огромное полотнище. Для тех, кто приближался, ни парус, ни галера не могли быть видны.

Желтый, дрожащий отблеск на волне приближался. Римляне, вероятно, плыли медленно, лишь патрулируя какой-то назначенный им участок. Уже слышен был медленный, равномерный гул большого котла, на котором надсмотрщик гребцов отбивал ритм. Через мгновение — скрип весел. Одно, казалось, особенно стонало, плохо посаженное, словно протестуя против тягот непрерывной работы.

— Кериза! Внутрь! Поможешь надсмотрщикам следить за гребцами! — поспешно, резко скомандовал Зарксас. — Кадмос, твои люди готовы?

— Готовы! — коротко ответил тот.

Он обошел людей, которыми командовал этой ночью, убедился, что все в полных доспехах стоят у борта, но значит ли это, что они готовы? Что можно сказать о людях, которых не знаешь? О людях, которые еще не были в бою?

— Итак… Гала, внимание! Все весла — полная сила! Раз! Раз! Раз!

Мощно, быстро, настойчиво загудел большой сигнальный котел. Весла ударили по воде, рванули застывшую трирему, второй удар толкнул ее уже легче, следующий придал разгон. Так срывается хищник в полет, завидев добычу.

Перед ними зачернел силуэт римской галеры, растущий на глазах. Там крик, поспешные команды, неровно бьют весла при резком повороте. Еще мгновение, толчок и грохот столкновения, треск ломающихся весел и бортов. Грохот поворачивающегося римского абордажного моста, вопль.

Галера Зарксаса ударила носом, но римляне успели вывернуться настолько, что удар потерял силу, лишь раздробил пару досок, смял часть весел. Уже по инерции оба судна сцепились бортами, медленно вращаясь, словно вокруг общей оси. Тут Кадмос воспользовался преимуществом готовности и первым, с боевым кличем, прыгнул на борт, а с него — на палубу римской галеры. За ним, без колебаний, его солдаты и моряки Зарксаса. Но уже бежали им навстречу римляне, инстинктивно смыкаясь, ведомые привычкой и долгой выучкой, пусть по нескольку человек, пусть в группы. Голос команд тонул в реве, суматохе, стонах раненых.

Кериза знала, что на корабле воля командира — высший закон, поэтому без возражений сбежала на нижнюю палубу. Здесь горели две жалкие лампадки, царил полумрак, который, однако, для глаз, привыкших к темноте, казался светом более чем достаточным. Удушливым был и смрад, особенно после чистого воздуха на палубе.

Кериза хорошо знала об ужасной жизни прикованных к веслам несчастных, но считала это чем-то само собой разумеющимся, даже необходимым, и потому не обращала на них внимания. Она подбежала к келевсту, старому, одноногому бородачу, который чутко прислушивался к звукам боя.

— Меня послал Зарксас, тебе на помощь! — выкрикнула она, пытаясь перекричать грохот и вопли, доносившиеся даже сюда.

— Знаю! — калека даже не взглянул на женщину. — Следи в оба за этими псами! Среди них есть силачи, готовые на все! Меч держи наготове!

— Надсмотрщики, в бой! — Зарксас, должно быть, перегнулся над средней, не закрытой палубой частью галеры, потому что голос его прозвучал отчетливо. — Внизу остаются только Абсанум и Кериза! Остальные — в бой! Бегом!

— Ого, видать, нашим нелегко! — спокойно констатировал старый келевст. — Иди к носу и смотри! Гребцы должны держать руки на рукоятях весел! Кто опустит руки, руби его по голове немедля! Они знают закон! А ты не колеблись, если хочешь пережить эту ночь! И если хочешь, чтобы Кадмос выжил!

Кериза поспешно пробежала по длинной центральной скамье, по которой ходили надсмотрщики, следившие за гребцами. В сужении носовой части она обернулась. Отсюда она видела лишь спины гребцов, в основном исполосованные кнутами, в ранах и шрамах, а также поникшие, безразлично опущенные головы. Она предпочитала это, чем видеть направленные на себя, поблескивающие в полумраке, полные ненависти глаза.

Но здесь, в носу корабля, из-за какой-то причуды акустики звуки боя доносились смешанными, неразличимыми и в то же время усиленными. Керизе на мгновение показалось, что она находится внутри огромного котла, в который кто-то сильно, быстро, непрестанно колотит.

Она инстинктивно зажала уши руками. И в этот самый миг увидела, а скорее почувствовала, что в позе одного из гребцов в среднем ряду произошла какая-то перемена. Он вроде бы сидел так же, склонившись, но правое плечо опустилось, линия затылка выражала уже не бессильную и тупую покорность, а сосредоточенность, ощутимую, затаившуюся сосредоточенность.

Она забыла о раздирающем уши грохоте, выхватила меч из ножен и прыгнула к гребцу. Как можно грознее и громче она крикнула:

— Эй, ты, руки на весла!

Одновременно крикнул старый Абсанум от котла:

— Берегись! Сзади! Берегись!

Но он опоздал. Кериза почувствовала, как чья-то рука схватила ее за ногу; она потеряла равновесие и рухнула прямо на гребцов нижнего яруса. Тотчас же грянул торжествующий рев, чьи-то вонючие ноги прижали ее к доскам, цепкие лапы впились в хламиду, в ремни доспехов, в плечи.

К счастью, она не выпустила меча и не потеряла сознания. Она рубанула по руке, вцепившейся в край ее нагрудника, вывернулась, вскочила на ноги. Прежде чем ее успели снова схватить и повалить, она увидела, что один из гребцов уже разорвал цепь и вскакивает со скамьи. Не раздумывая, с силой отчаяния она ударила его мечом по шее, ближайшего хлестнула по лицу, другого — по рукам. Она отскочила на мостки в тот самый миг, когда старый Абсанум, ковыляя, добрался до нее на своей деревянной ноге.

— Я убила! —