Город пробужденный - Богуслав Суйковский

сражений. То есть что ни одна из воюющих стран не заключит внезапно мир с Римом. Из Иберии у нас есть заверения. Пока сражается Вириат, Риму не победить, и о мире не может быть и речи. Но здесь…

— Неужели ты сомневаешься в нашем искреннем желании сражаться? — возмутился Гасдрубал. — Разве не довольно доказательств? Мы призвали весь народ, заново вооружили город, одержали столько побед на суше и на море…

— Это правда! Мы знаем об этом в точности. Хотя, прости, вождь, мы знаем и о поражениях…

— О каких поражениях?

— О том, что армия Карталона не может двинуться с гор на юг…

— Это я не позволяю им двинуться! Они должны нависать в тылу у римлян и постоянно им угрожать! Если бы я захотел, завтра они были бы в Карт Хадаште!

Посол поклонился. После многозначительного молчания он продолжил:

— Мы знаем о несчастном походе за слонами…

Гасдрубал гневно дернул бороду. «Уже знают? А ведь прошел всего месяц. Нет, этот посол, верно, узнал об этом уже здесь, на месте, и теперь разыгрывает эту карту. А впрочем — Зебуб ликовал в тот день! Кабиры хохотали так, что голос их в порывах ветра слышал каждый! Все ведь было так хорошо устроено! Лагос снова прибыл с вестью, что караван приближается, назначили день и место встречи — и вылазка главных карфагенских сил угодила в засаду. Едва выбрались, и то благодаря Кадмосу и его отряду римских перебежчиков! А через два дня пришла весть, что слонов захватили нумидийцы! Что все равно как если бы они попали в руки римлян. Теперь любая вылазка в открытое поле станет совершенно невозможной! Римлян, поддержанных слонами, не одолеть! Но этот посол не может знать всего».

— Что ж, мелкие поражения случаются всегда! — пренебрежительно пробормотал он. — Но вы, верно, не знаете, что мы привели около трехсот римских пленных?

Посол снова поклонился.

— Вы, верно, не знаете, что дорога через развалины Тунеса в наших руках, что римляне едва поддерживают сообщение своего лагеря с Утикой? Что они не смеют высовываться за укрепления? Что это скорее мы их осаждаем, а не они нас?

— Мы знаем об этом, вождь! — серьезно произнес македонянин. — В сопротивление Карфагена поначалу никто не верил. Когда вы выдали оружие, машины, галеры…

— Это сделала герусия, состоявшая из богачей! Но когда власть взял народ…

— Мы всегда были сторонниками царской власти! Республика — это хорошо для Рима! Однако мы знаем, что у вас — народ! И это было очень странно! В стойкость народа никто особенно не верил! Ни в его доблесть! Известно, что даже великий Ганнибал опирался на наемников! А теперь ваш народ сражается, держится и побеждает!

— Так и есть! Так и есть! — с гордостью подтвердил Гасдрубал.

— Но… прости, вождь, — не устал ли народ от войны?

Гасдрубал замялся. Испытания машин, проведенные в тот день, ропот после недавнего поражения, доходившие до него жалобы, а особенно предостережения, на которые не скупилась жена, — все это заставляло его трезво смотреть на вещи. Но он ответил уклончиво:

— Никто не жаждет войны!

— Вот именно! — подхватил македонянин. — Если это возможно, каждый предпочитает мир! А что, если бы Рим изменил, несколько смягчил свои условия? Например, если бы он позволил вам переселиться на побережье Мавритании, сохранить порт, торговать, лишь бы не держать военного флота и не задерживать римские корабли?

— Ты слышал о таких планах? — взволнованно прервал его Гасдрубал.

— В виде слухов, лишь в виде слухов! Конечно, могут быть и другие условия!

— Это возможно! — оживился Гасдрубал. — Римляне тоже устали от этой войны! Но официально я пока ничего не знаю.

Македонянин уловил это слово «тоже» и запомнил его. Теперь он говорил медленно, словно размышляя вслух:

— Так что, если бы Рим выступил с таким предложением? Неужели доблестно сражающийся и поразительно стойкий карфагенский народ не стал бы размышлять и подсчитывать, что лучше?

— Думаю, все уже убедились, что мы не только торговцы! Что мы не пересчитываем все на золото! — возмутился Гасдрубал.

— О, конечно! — поспешил заверить посол. — Но все же усталость…

— Нам еще далеко до той усталости, что выбивает оружие из рук! Римляне устали больше!

— О, это превосходно, превосходно! Именно это я и хотел узнать. Могу я, стало быть, заверить моего царя, что Карфаген не заключит мира?

— Пока римляне не уйдут из Африки, не отменят своих прежних требований, не оставят нам полной свободы, о мире не может быть и речи!

— Рад это слышать! Мудрые, сильные, достойные слова! Хм, на такие уступки со стороны Рима трудно рассчитывать. Но раз здесь скована такая сила, боги должны дать нам возможность одержать решающую победу!

Он умолк, кашлянул и через мгновение добавил:

— Нам с вами повезло, что нынешние консулы — не полководцы! Да, уже второй год римляне, по сути, несут потери. Хм, если вы использовали это время, как я слышал, чтобы вооружиться, это может пригодиться. Ибо все же следует считаться с одной переменой… неблагоприятной переменой! Не знаю, дошли ли до тебя, вождь, вести из Рима, кого собираются избрать консулом на грядущий год?

— Нет, я ничего не знаю!

— Ну, может, это лишь слухи! Наверняка слухи! Ведь этот человек, до недавнего времени военный трибун в армии, сражающейся с вами, не имеет ни положенного по закону возраста, ни не прошел поочередно всех требуемых должностей.

— О ком ты говоришь, Паріандос? — забеспокоился Гасдрубал.

— О, это еще не точно! Но… но все же до нас, до Пеллы, дошли вести, что консулом и военачальником против вас должен стать… Корнелий Сципион Эмилиан. Хотя он лишь по усыновлению член рода Сципионов, но все же фамилия… хм, которая может произвести дурное впечатление в вашем городе…

Гасдрубал не мог скрыть волнения. Конечно, имя было проклятым и зловещим. Еще живы были старики, помнившие того, другого Сципиона — покорителя Ганнибала! Помнившие Заму!

С трудом он овладел собой и ответил спокойно:

— Имя ничего не значит, и один человек ничего не значит!

Чтобы перевести мысли на другое, он добавил почти весело:

— Но я вижу, вы там, в Пелле, тотчас же узнаете обо всем, что где-либо творится!

— Как скажешь, вождь! — серьезно ответил посол. — Мы стараемся быть в курсе