Китай в XX веке. От рисовых полей до атомной бомбы - Алекс Каплан

население брошенной столицы осталось один на один с обезумевшим врагом. Большинство людей спрятались в Зоне безопасности или же забились по домам, откуда боялись выйти. По улицам города шныряли лишь японские солдаты, от зачистки перешедшие к грабежам и мародерству, а затем и к надругательствам над самой беззащитной частью мирного населения – над женщинами и девочками. В отместку за пожары, устроенные китайской армией на подступах к Нанкину, японцы поджигали здания по всему городу. Они спалили третью часть некогда процветавшей и оживленной столицы Китайской республики, где теперь творился настоящий апокалипсис. Повсюду бушевали пожары, на залитых кровью улицах валялись горы изуродованных трупов, на обгоревших столбах чернели останки привязанных к ним людей, облитых бензином и сожженных заживо. Растерзанные тела тысяч изнасилованных и замученных до смерти женщин и девочек стали жутким отражением бесчеловечной сущности захватчиков. Некоторые девочки были настолько малы, что их надрезали офицерским мечом для совершения жуткого акта насилия. Беременным женщинам японские солдаты вспарывали животы, засовывая туда все, что попадалось под руку, новорожденных детей закалывали штыками и разрубали мечами пополам. Вся эта кровавая и потерявшая рассудок армия методично избавлялась от свидетелей, а потому женщин не просто насиловали, но впоследствии убивали. В те дни расхожей шуткой в рядах Императорской армии стала циничная фраза: «Мертвое тело ничего никому не скажет». Кровавая вакханалия, устроенная японцами в Нанкине зимой 1937 года, длилась не один день, а количество погибших исчислялось сотнями тысяч. Способы расправы при этом были настолько изощренными и страшными, что даже познавшая ужасы Второй мировой войны общественность была потрясена и практически раздавлена самим фактом существования такой жестокости.

Японские солдаты хоронят заживо китайских мужчин, пойманных в Нанкине в разгар жестокой резни, 1938 год

Семнадцатого декабря в городе состоялся парад японских войск, на который прибыл все еще больной генерал Мацуи. Взятие столицы Китая стало венцом его военной карьеры, да и решение продолжать наступление на Нанкин, не останавливаясь на Шанхае, первоначально исходило от него. Генерал ехал на белой лошади во главе парадного строя, однако торжество омрачали слухи о зверствах японских солдат. Именно так преподносят события тех дней большинство японских историков: генерал Мацуи не знал о кровавой бойне в Нанкине! Он был осведомлен лишь о том, что после взятия города в связи с большим количеством переодетых в гражданское китайских солдат произошли некоторые эксцессы и инциденты. Именно так он и доложил срочно прибывшему в город представителю Министерства иностранных дел, ведь до этого ведомства также дошли слухи, равно как и до мировой общественности в целом. И теперь Токио приходилось отвечать на крайне несвоевременные и неудобные вопросы.

Справедливости ради стоит заметить, что после войны генерала Мацуи повесили за преступления японцев в Нанкине, но только его одного – из всего высшего командования Императорской армии больше никто ответственности за резню не понес. Принц Асака, чья подпись стояла на приказе «пленных не брать», вообще не был наказан. Подписав в 1945 году капитуляцию, Япония выдвинула требование: ни император, ни члены его семьи не должны понести наказание. Между тем убийства, изнасилования и грабежи в Нанкине продолжались на протяжении шести недель с момента взятия города.

Берег притока реки Янцзы, усеянный трупами мирных жителей Нанкина, 1937 год

Утолив звериную жажду на улицах поверженной китайской столицы, японцы стали более осторожными, а потому расправы над мирными жителями продолжались уже на городских окраинах и прилегающих территориях. Генерал Мацуи покинул Нанкин 22 декабря и отправился в штаб фронта, расквартированный в Шанхае, хотя «слухи» об убийствах и изнасилованиях продолжали поступать. Лишь 7 февраля 1938 года, когда практически весь мир знал о страданиях Нанкина от рук японцев, генерал Мацуи вернулся с двухдневным визитом в бывшую столицу, где устроил разнос высшему командному составу относительно недопустимости подобного «поведения». Большинство офицеров на совещании посмеивались. Они знали, что генерал сыграл отведенную ему роль и скоро будет вновь отправлен в отставку, откуда его и вытащили всего пять месяцев назад. Так оно и произошло.

На следующий день после возвращения в Шанхай, то есть 10 февраля, генерал Мацуи получил из Генерального штаба пакет, в котором был приказ об отставке – там он и пробудет до окончания войны. Нанкинская резня и сегодня остается краеугольным камнем в отношениях между китайским и японским народами – вне зависимости от смены политических, экономических или иных обстоятельств внутри каждого из государств. Япония старается преуменьшить масштаб и значение этой трагедии. Нередко крайне правые политики и историки сводят все к нескольким тысячам погибших – обычному инциденту во время войны, что вызывает у Китая неприятие, враждебность и громкий протест. В подобных теориях японских специалистов генерал Мацуи выглядит невинной жертвой. Вероятность такая существует, ведь генерал Мацуи посвятил свою жизнь продвижению паназиатской идеи, суть которой заключалась в создании братского союза японского и китайского народов для борьбы с Западом. Веря в свои идеалы, генерал не мог преднамеренно так поступить с братьями. Однако он не мог не знать общего положения дел и настроений во вверенных ему войсках, равно как не мог игнорировать воинствующей, практически дикой сущности своих офицеров, размахивавших самурайскими мечами на плацах, тренируясь рубить головы врагов императора. Он понимал способ мышления своих соотечественников и был сопричастен, даже если хотя бы раз читал японские газеты о страшном состязании кровожадных лейтенантов. Потому наивные попытки японской стороны выставить страшное военное преступление рядовым «инцидентом» вызывают естественный протест не только Китая, но и любого мыслящего человека.

Информация о Нанкинской резне практически сразу же стала достоянием общественности – и это были не слухи, а конкретные доказательства. Самыми знаменитыми стали фильмы, снятые на 16-мм камеру преподобным Джоном Магии, который до начала войны более четверти века занимался миссионерской деятельностью в Китае. На момент захвата города он возглавлял представительство Международного Красного Креста в Нанкине, что вкупе с саном давало ему некую индульгенцию от посягательств японских солдат – подобную той, что имелась у немца Йонаса Рабе в виде германского лица и нацистского значка на лацкане пиджака. И все же надо было обладать неимоверной отвагой, чтобы в те ужасные декабрьские дни покинуть пределы Зоны безопасности, выйти в город и собственными глазами увидеть то, что там творилось. Преподобный Джон Магии был настолько безрассудно отважен, что взял с собой недавно приобретенную 16-мм камеру – редкое и крайне дорогое новшество. Камера была совсем небольшой по размеру, их стали производить в Америке лишь в 1935 году,