Битва Файркреста - Ален Жербо

Эта катастрофа означала, что у меня осталось всего пятнадцать галлонов хорошей воды, а впереди еще около двух тысяч пятисот миль плавания и перспектива провести в море еще как минимум месяц.

Поэтому я тщательно рассчитал вероятное количество дней, которые еще потребуются, чтобы достичь порта, исходя из средней скорости до сих пор и расстояния, которое еще предстояло проплыть, и пришел к выводу, что отныне моя порция будет состоять из одного маленького стакана воды в день; поэтому я перешел на эту скудную диету.

Было очевидно, что изменение цвета воды было вызвано дубом, из которого были сделаны мои бочки. После некоторых размышлений я пришел к выводу, что причиной была дубильная кислота и что бочки не были достаточно пропитаны перед наполнением.

У меня был небольшой прибор для конденсации морской воды, но все топливо уходило на приготовление пищи. В полдень солнце было почти в зените. Вся лодка была горячей и сухой, но нигде не было более сухо, чем во рту, и на этом этапе путешествия я хотел пить весь день.

Ежедневно я с тревогой осматривал горизонт в поисках облаков, предвещающих дождь. Как же были бы желанны некоторые из тех ливневых шквалов и гроз, через которые я проплыл! Но небо оставалось ясным, и тропическое солнце безжалостно обрушивало на меня свои лучи. Теперь мне приходилось готовить все на морской воде, и это только усугубляло мою жажду.

Хотя я не убил злосчастного альбатроса, меня преследовала строка из стихотворения «Старый моряк»:

«Вода, вода повсюду,

Но ни капли для питья».

7 июля я побрился и подстригся, а также починил грот, который постоянно рвался. Один из топпинг-лифтов порвался во время сильного северо-восточного шквала. На следующий день мой топ-парус разорвался на лоскутки, и без этого переднего паруса «Файркрест» не мог так хорошо управляться.

Саргассовые водоросли стали более многочисленными и прилипали к моему журналу. Летучие рыбы исчезли. Было тепло, слишком тепло. Моя жажда усиливалась. Я начал страдать от лихорадки, и у меня опухло горло. Из бочки с соленой говядиной исходил очень неприятный запах. Неужели у меня закончится и мясо?

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

В ТОРГОВЫХ ВЕТРАХ (В ПАССАТАХ)

Получалось, что 6 июля мне предстояло проплыть еще две тысячи четыреста миль по океану, а когда я обнаружил, что у меня осталось всего пятнадцать галлонов воды. Я проплывал в среднем около пятидесяти миль в день, в результате чего, даже при благоприятном ветре, я столкнулся с вероятностью того, что для завершения путешествия потребуется еще как минимум месяц, а возможно, и гораздо больше. На самом деле, только через шестьдесят девять дней я наконец бросил якорь.

Казалось, прошло много времени, прежде чем выпало достаточное количество дождя, чтобы можно было наполнить пустые бочки с водой. Мне приходилось придерживаться минимального рациона в одну чашку воды в день, потому что я не всегда мог рассчитывать на дождь и, если можно было этого избежать, не хотел высаживаться на берег до достижения американского побережья.

Между тем, было много работы, с водой или без нее. Швы грота постоянно рвались, когда дул сильный ветер. Теперь не было ни одного шва, который я не сшивал бы хотя бы раз, а многие из них были перешиты несколько раз, почти по всей ширине паруса.

7 июля является примером довольно напряженного дня. В моем журнале записано:

«Ветер северо-восточный, хороший ветер. Курс Firecrest западный по компасу. Побрился и попытался постричься. Убрал в носовой части и привел все в порядок. Лодка управляется сама под триселем и стакселями. В полдень обнаружил, что за 24 часа прошел 40 миль. В 13:00 отремонтировал грот. Сплел левый топпинг-лифт (веревка, которая поддерживает грот-гик, когда грот опущен). В четыре часа дня ветер поменялся на восточный. Лодка внезапно развернулась, пока я наслаждался чашечкой чая в салоне. Изменил курс на юго-запад. Саргассовые водоросли стали более многочисленными».

На следующий день мой стаксель был разорван на мелкие лоскутки, и мне пришлось пойти на конец бушприта, чтобы собрать то, что от него осталось — в основном болтовые тросы с несколькими лоскутками, висящими на них.

Firecrest теперь плыл под сильным восточным ветром и к полудню 9 июля прошел семьдесят две мили за двадцать четыре часа. Хотя это было в среднем всего три мили в час, я был доволен, потому что лодка большую часть времени управлялась сама, хотя после потери стакселя она делала это не так хорошо. Ее на курсе держали плоско натянутые передние паруса.

С полудня 9-го до полудня 10-го я прошел семьдесят семь миль, и в ту ночь я перебрался в носовую часть корабля, чтобы поспать там для разнообразия и попробовать складные кровати. Но ночью меня разбудил холодный душ в лицо. Часть волны проникла через люк, который я оставил открытым.

Я по-прежнему периодически проводил эксперименты с парусами, чтобы найти лучший способ управлять Firecrest без помощи рук и ног на румпеле. При попутном ветре я вывел ее в море с гротом по правому борту и баллонным стакселем по левому борту в качестве спинакера. Она хорошо шла под этим оснащением, но я должен был все время следить за ней. Ночью я убрал грот и немного изменил курс, позволив ей следовать по курсу под стакселем и кливером.

Всякий раз, когда ветер усиливался до умеренного шторма, что-нибудь выходило из строя. Пока я чинил баллонный стаксель, левый стальной трос, который удерживает мачту на правом галсе, оборвался, и мне пришлось прервать ремонт паруса, чтобы заменить стальной трос хорошей веревкой. Пока я работал над новой бегункой (растяжкой), порвались вымпелы стакселя. На следующий день снова порвался бобстей, и мне пришлось его сращивать. Если я убирал грот для ремонта, мне приходилось поднимать на его место трисель. Но как только я заканчивал ремонт грота, трисель выходил из строя, и мне приходилось снова браться за и иглу.

Я не суеверен, но пятница, 13 июля, была исключительно плохой. Firecrest ужасно качался, море было очень бурным, и с самого рассвета на борту ломалось все подряд. Рано утром в стакселе появилась большая дыра. Я снял его и позволил лодке плыть по ветру с развевающимся баллоном, когда сломался спинакер-гик и упал за борт.

Выйдя на бушприт, чтобы попытаться его достать, я поставил ноги на поперечину (или усы), которая расправляет ванты бушприта. Она сломалась под моей