Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

не прятался бы ни за разбойников-убийц, ни за своих чемпионов, а сам вызвал рыцаря на поединок! — кричал один из старых вояк, размахивая медным кубком с портвейном.

— Истинно, истинно, — отвечали ему другие господа ландскнехты.

— Нет, такому поединку не бывать, — не соглашались те, что были потрезвее, — граф знает, что против Эшбахта он мозгляк, и полминуты не выстоит.

— Это так, нипочем графу против рыцаря не выстоять, — сразу соглашались первые. — Так что этот подлец граф снова будет убийц нанимать.

— Надо бы его окоротить. Сказать ему, что он бесчестный человек. Вот бы ворота перед ним закрыть.

— Точно, ворота запереть перед носом, пусть знает, мерзавец, что ему тут не рады.

— Бургомистр и капитан стражи не посмеют.

— Никогда не посмеют. Пусть он тут хоть баб на улице режет, но ворота перед ним закрыть они не решатся.

— Да и в городе он бывает редко!

— Зато его пес фон Эдель наезжает часто!

— Точно, господа ландскнехты, фон Эдель, чертов графский холоп, из города нашего не вылезает.

— Вот и уговоримся, господа ландскнехты, что всякий из нашей роты при встрече будет ему говорить, что он и его сеньор — подлецы и убийцы.

— Но без грубости и поединков, — добавлял Волков, откровенно радуясь такой помощи.

— Да-да, — кричали старые воины, — без грубости, чтобы до железа дело не доходило, вежливо, но чтобы понимал.

— За то нужно выпить!

— Эй, трактирщик, еще три кувшина портвейна! — требовал Волков.

Вино и пиво лились рекою; теперь на стол неслось все вкусное из печей и каминов. Волкову очень нравилось то, что все как один старые солдаты встали на его сторону. И тут, хоть и был он уже совсем нетрезв, вспомнил кавалер еще одну свою заботу.

— Господа ландскнехты, а был ли кто из вас на службе у нового епископа?

Епископ, видно, служб еще вел мало, и почти никто не был, кроме пары людей.

— Строг, — констатировал один.

— И рьян, — добавил другой. И, чуть подумав, продолжил: — И скареден.

— Жаден? — переспросил кавалер.

— Точно, — вспомнил первый, — сетовал, дескать, горожане зажиточны, даже низкие едят булки на масле, но в храмы несут денег мало. Просил не жадничать и церковную кружку наполнять из почтения к матери-церкви.

— Еще говорил, что в Ланне люди богобоязненны, а тут, мол, нет в людях к матери-церкви уважения должного.

— А к чему он это все?

— Деньги ему нужны! Вот к чему!

— Дома у него нет, как у отца Теодора, теперь он будет на дом себе собирать, — пояснил Волков. — А дома тут у вас отнюдь не дешевы.

— Да, старому попу он всяко не чета, — согласились ландскнехты. — А что вы, кавалер, думаете? Будет новый поп себе дом строить?

— Обязательно будет, рода он знатного, из Гальдебургов, и дом ему понадобится непростой. Так что, господа горожане, готовьте кошельки, — отвечал Волков.

— Чертов прохвост! — возмущались ландскнехты. — Все эти знатные господа весьма жадны.

— Изведет теперь своими поборами! — вздыхали другие.

— И попробуй ему не дай, — жаловались третьи, — будет геенной огненной стращать.

— Да, куда ему до старого, тот был истинно божий человек, — говорили другие. — Он скорбных кормил, в холодные дни разрешал больным в приходах греться по ночам.

— Истинно божий был, царствие ему небесное, истинно, — соглашались иные.

— Выпьем, господа, — сказал кавалер, — за старого епископа, пусть земля ему будет пухом, ну а нового… нового терпите, как Бог велел.

— Не бывать такому! — крикнул один из ландскнехтов. — Мы и поважнее людей видели и пред ними шляп не снимали, а тут этого плюгавого терпеть станем?

— И что же вы сделаете с ним? — спрашивал кавалер, да еще с подначкой.

— Будет спесь и важность свою показывать, будет лишнего требовать, так и до ворот проводить можем, — важно отвечал ему старый ландскнехт.

— Да как же вы его проводите? — смеялся Волков. — Он же благословлен на кафедру самим архиепископом.

— А и мы не лыком шиты, — хвастался почтмейстер Фольрих, — благословим его в путь не хуже архиепископа, благословим, как положено у ландскнехтов, пинками да тумаками. До самых ворот проводим.

Все засмеялись, застучали стаканами.

— Истинно, не хуже архиепископа благословим, истинно.

Волков тоже смеялся, тоже пил с ними, но хмель ему был не помеха, он все запоминал, а вдруг и вправду придется нового епископа из города провожать — тогда лучше этих людей ему не сыскать.

Пили до ночи. Уже все иные посетители харчевни давно разошлись, на улице темень; господа из свиты кавалера по лавкам разлеглись, им-то Максимилиан хмельного пить не дал. А господа ландскнехты и господин фон Эшбахт чуть не до полуночи требовали у засыпавших уже разносчиков и квелого от усталости трактирщика еще вина или хоть пива. Волков уже никуда после не пошел. Оказалось, что в харчевне есть пара комнат для гостей. В одной из них кавалер и остался спать, когда пьяные ландскнехты разбрелись по домам.

Вермут, портвейн, вино и пиво смешивать нельзя. Неизвестно, как у других с лицами было, но Волков к утру опух и чувствовал себя дурно. Не помывшись как должно, не надев чистые одежды, сидел угрюмый в кабаке с другими утренними забулдыгами и через силу пил крепкий говяжий бульон с толченым чесноком и жареным хлебом, да не помогало. Тогда трактирщик принес ему горячего вина с медом и пряностями. Выпил без радости: сладкого сейчас совсем не хотелось, — и вдруг полегчало. А тут и пожаловал молодой родственник Людвиг Вольфганг Кёршнер, что женат был на племяннице кавалера. Как узнал, как нашел — непонятно. Стал сетовать на то, что кавалер его домом пренебрег, что спит в грязном трактире, а не в доме, где ему рады будут, не в покоях добрых. Хотя трактир Волкову грязным и не казался.

Кавалер похлопал молодого человека по плечу, обещал в следующий раз обязательно быть у него и сказал под конец:

— Сейчас в купальню ехать думаю, а потом к батюшке вашему. Сообщите ему, что надобен мне совет.

На том и разошлись. Купив свежее исподнее в лавке, что была на той же улице, что и хорошая купальня, он с большим удовольствием окунулся в мир горячих вод, теплых мраморных плит, мыла, чанов, скребков и пара. Юноши разносили вино, но Волкову теперь его не хотелось, даже пива не пил. Просто мылся в бесконечных струях чистой воды.

А уже на выходе его старший Кёршнер и нашел. Купец был по-обычному румян, разодет в парчу и благоухал.

— Сын мой только что сказал мне, что вы в городе, кавалер.

— Да, и у меня к вам дело.

— И у меня к вам дело. Может, поедем ко