Моя жизнь среди индейцев - Джеймс Уиллард Шульц

– Что же, – сказал Куница, – у меня еще есть ружье, палатка, седло, военный наряд, одеяла и шкуры бизона. Я ставлю все это против десяти лошадей.

– Значит, десять лошадей, – согласился Скользнувшая Стрела, выкладывая десять фишек, и снова начал манипулировать косточками под звуки возобновившейся песни.

Но на этот раз пели не так громко, а кое-кто и совсем замолчал – то ли потому, что последняя необычная ставка вызывала слишком острый интерес, то ли желая выказать свое неодобрение, – да и те, кто пел, делали это не от души. И как обычно, Скользнувшая Стрела выиграл, после чего разразился громким злым смехом. Куница вздрогнул, как от холода, и запахнул плащ, собираясь уходить.

– Приходи ко мне завтра, – сказал он, – и я передам тебе все, лошадей и все остальное.

– Подожди! – воскликнул Скользнувшая Стрела, вставая с места. – Я дам тебе еще один шанс. Я дам тебе возможность отыграть обратно все потерянное. Ставлю все, что я у тебя выиграл, против твоей жены.

Все присутствующие в изумлении прикрыли рот рукой: послышались возгласы глубокого искреннего ужаса и неодобрения. «Собака!» – проворчал кто‐то. «Дай ему по голове!» – крикнул другой. «Выброси его вон!» – требовали кругом.

Но Скользнувшая Стрела не обращал внимания на крики. Он сидел, небрежно собирая и пересчитывая фишки, с прежней жестокой улыбкой на лице и со злым огоньком в глазах. Куница опять вздрогнул, встал и направился кругом палатки к выходу. Там он остановился и застыл неподвижно, как в трансе. Неужели он может хотя бы подумать о таком предложении? Я тоже встал и подошел к нему.

– Идем ко мне, – позвал я, – идем в нашу палатку. Твоя жена ждет тебя там.

– Да-да, иди! – говорили другие. – Иди к нему.

Но Куница стряхнул мою руку со своего плеча и быстро вернулся на свое место.

– Начинай! – крикнул он своему противнику. – Сыграем. Сыграем на нее, – и полушепотом добавил: – На нее и еще на кое-что.

Может быть, Скользнувшая Стрела не слышал окончания фразы, а если и слышал, то не показал виду. Он подобрал кости и затянул песню, но никто не присоединился к пению, даже Куница. Глядя на ряды угрюмых, мрачных лиц, уставившихся на него, Скользнувшая Стрела стал запинаться, но кое‐как допел до конца и протянул вперед сжатые кулаки. На мгновение наступила напряженная тишина. Груди вздымались, глаза сверкали: если бы стремление могло убивать, Скользнувшая Стрела умер бы на месте. Я сам, несмотря на воспитание, испытывал почти непреодолимое желание броситься на Скользнувшую Стрелу, вцепиться пальцами ему в горло и задушить. Несколько человек приподнялись с места, и я видел, как их руки крепко сжимают рукоятки ножей. Куница смотрел врагу прямо в глаза так долго и с таким значительным выражением, что напряжение стало почти невыносимым. Два раза он поднимал руку, чтобы показать, какую сторону выбирает, и оба раза не мог решиться. Наконец он указал на левый кулак и получил результат – не меченную косточку!

Несколько зрителей вскочили на ноги; раздались крики: «Убей его, убей!» Люди обнажали ножи. Тяжелый Верх потянулся за карабином. Но Куница жестом потребовал, чтобы все сели на свои места; выражение его лица было настолько спокойным, грозным и решительным, что толпа повиновалась.

– Приходи завтра, – сказал он выигравшему, – и ты получишь всё.

– Нет, – возразил Скользнувшая Стрела упрямо, – нет, не завтра. Я возьму палатку, шкуры, одеяла и женщину сейчас, а лошадей завтра.

– Тогда идем, пусть будет по-твоему.

Непонятно почему, мы позволили им выйти из палатки в ночную темноту. Никто не последовал за соперниками, никто не произнес ни слова. Все мы чувствовали, что вот-вот наступит развязка. Но кое-кто из тех, кто стоял снаружи, все же пошли за игроками, и конец этой истории разыгрался при свидетелях. Жаворонок находилась во время игры за палаткой, слышала, как ее назначили последней ставкой, слышала, чего потребовал победитель, и убежала домой. Немного спустя почти так же быстро туда отправился и Куница; за ним следовал человек, выигравший все его имущество. Они вошли в палатку, за ними последовали два-три человека.

– Вот она! – воскликнул Куница, указывая на ложе, где лежала его жена, с головой накрытая шкурой бизона. – Вот она, – продолжал он, – но ты не прикоснешься к ней. Я убью тебя, я принесу тебя в жертву здесь, при ней.

Слова эти и страшное выражение его лица так парализовали Скользнувшую Стрелу, что тот даже не пытался защищаться, а лишь закричал:

– Пощади, пощади меня! – и опустился на землю раньше, чем Куница бросился на него и несколько раз глубоко вонзил нож ему в шею и грудь.

Мы, сидевшие в палатке и ожидавшие сами не зная чего, услыхали крики умирающего и бросились вон, сорвав на бегу шкуры покрова палатки с колышков. Когда я прибежал на место, все уже было кончено. Скользнувшая Стрела лежал мертвый рядом с очагом. Куница стоял над ним, глядя на свою работу с по-детски довольным выражением лица.

– Да, конечно, – говорил он тихо, задумчиво, – я теперь вспоминаю: он желал ее, он всегда желал ее, мою маленькую жену. А я убил его. Смотри, малышка, он мертв, окончательно мертв. Ты можешь больше не бояться ходить к реке по воду или в лес за дровами. Вставай, посмотри сама, он действительно умер.

Но Жаворонок не шевелилась. Наклонившись над ней, Куница отбросил покрывавшую ее шкуру и издал душераздирающий вопль. Его жена тоже была мертва. Накрывшись плащом, она стиснула нож обеими руками и всадила его прямо себе в сердце. Руки Жаворонка еще крепко сжимали рукоять, и на мертвом лице осталось выражение муки и ужаса. Зрелище это, по-видимому, вернуло сознание Кунице – я не сомневаюсь, что последние дни он был безумен.

– Это моя вина, – повторял он, – моя вина! Моя вина! Но ты не уйдешь одна. Я буду с тобой.

И не успели ему помешать, он погрузил нож, который продолжал держать, себе в грудь и упал рядом с женой; кровь хлынула у него изо рта. Ужасное зрелище! Я часто вижу его во сне и просыпаюсь, дрожа, мокрый от пота. Мы, мужчины, выбежали вон; нам нечего было здесь делать. Пришли женщины и убрали тела для похорон. Наутро их унесли и привязали к веткам в воздушных могилах. В тот же день мы перешли с проклятого места на восток, к следующей речке. После этого в лагере надолго прекратились азартные игры: весь лагерь