Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

Стоять да смотреть, как солдаты ходят строем, полковнику нужды нет, тут и сержантов достаточно, потому он пригласил всех офицеров третьей роты на обед, чтобы познакомиться с ними поближе. Он хотел знать, что это за люди, чем они сильны и чем слабы. Офицеры кланялись и обещали быть, хотя ему показалось, что соглашались они без особой радости. Кажется, они его недолюбливали. Но это кавалера волновало мало, пусть жен любят.

После обеда всех полковников и командиров рот снова звали на последний совет к генералу, где тот за всякими вопросами продержал их едва не до сумерек.

⠀⠀

Когда господин вернулся, девушка так и валялась в постели, вставать не хотела, много сил стекло у нее отбирало. Она только грудь периной прикрыла, чтобы не смущать его, а Волков сел на стул, стал разуваться, потом приказал новому своему человеку нести еду прямо в шатер. Тот принес еду простую, дрянную, солдатскую. Агнес только покривилась и стала смотреть, как кавалер быстро ест. Не как господин, а как холоп какой-нибудь, которому среди работы выпала малая минута на обед. А он съел все, что было в миске, допил все пиво, что было в кружке, стал снимать с себя одежду, а сам смотрит на нее и говорит:

— Завтра дело, уйду до зари, иду на тот берег к мужикам, первый пойду, сам людей поведу.

Она молчит. Знает, зачем он завел этот разговор, знает, что он будет спрашивать.

— Вернусь ли? — говорит господин дальше.

Агнес опять молчит, думает, что ответить. А ему неймется, он уже верхнюю одежду скинул.

— Вернусь ли живым? Раненым? Или вообще не вернусь?

— Вернетесь, — коротко и нехотя говорит она, хотя сама того наверняка не знает. Просто если вернется он, то ее предсказание сбудется, а не вернется, так не перед кем ей будет оправдываться.

Он ухмыльнулся чему-то и завалился в постель. Залез под перину, хотя в шатре и не холодно было. От него пахло чем-то терпким, мужским, не понять, приятным или нет. На мгновение Агнес показалось, что сейчас он надумает быть с нею ласков. Может, она была бы и не против, хоть и устала, но господин просто лег на спину и закрыл глаза.

— Значит, вернусь. Это хорошо, а то у меня еще дел много.

Агнес молчала, ее левая рука лежала поверх перины рядом с его правой рукой. На фоне ее худенькой руки его рука казалась… бревном. Она думала сказать ему что-то, но, взглянув на его лицо, вдруг с удивлением поняла, что господин уже спит. Спит! Завтра ему вести людей в бой, на кровавое дело, может, самому придется биться, может, даже погибнуть, а он наелся и спит себе. Не волнуется, не тревожится, не хочет с кем-то поговорить, не сидит в темноте, ожидая рассвета, а спит!

Агнес даже стало обидно, но в то же время она понимала, насколько силен человек, что лежит рядом с ней. Распорядись так судьба, что на такое дело пришлось бы идти завтра ей, так она бы до утра не уснула, а этот спит, скоро и храпеть, может, начнет. Девушка выбралась из-под перины, села на край постели, взяла в руки стеклянный шар. Раньше она мечтала о том, чтобы шар у нее был, думала, что станет в него каждую свободную минуту смотреть, а тут… Насмотрелась уже. Тем не менее Агнес заглянула в него.

И вглядывалась, вглядывалась, вглядывалась, словно что-то хотела рассмотреть, что-то мелкое. Даже прищуривалась, а потом вдруг оторвалась от синего стекла. Как будто неожиданно проснулась, разбуженная чем-то важным. Встала, быстро прошла к сундуку и, завернув шар в мягкий мешок, спрятала его там. Потом так же быстро, на ходу подняв с пола рубаху и надев ее, направилась к пологу шатра и позвала негромко:

— Ута!

Служанка сразу ей не ответила, хотя должна была находиться рядом.

— Ута, собака ты глупая! Где ты?

— Да, госпожа, тут я, — отозвалась Ута. — Отходила…

— Скажи Игнатию, чтобы коней запрягал, а мне одежду неси.

— Госпожа, едем куда-то? На ночь-то? — удивлялась служанка.

— Шевелись, корова, тороплюсь я.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 10

⠀⠀

Выехали в ночь, солдаты, что стояли на карауле, карету даже попытались остановить. Перед тем как сесть на козлы, Игнатий спросил:

— Куда же ехать-то?

— Назад, в Бад-Тельц, по дороге сюда его проезжали. А оттуда на север свернем, к Ламбергу. И побыстрее езжай, нам вернуться еще потребуется.

— Госпожа, быстро ехать — ну никак нельзя. Темно, хоть глаз коли. Завалимся в канаву.

— Ты уж расстарайся, Игнатий, — уговаривала его девушка, — тороплюсь я. Если все получится, так награда тебе будет.

Так и поехали, а тут еще и луна вышла, стало полегче.

Кухарку Агнес с собой брать не стала, не до обедов ей сегодня будет. Взяла только Уту. Здоровенная девица молча таращилась в темноту из окна, иногда пришептывая:

— Глаза, что ли, желтые видала в кустах, волки, что ли, не волки, не поймешь.

Но страха в голосе девицы не слышалось. Она давно уже не боялась ни людей, ни зверей, ни Бога. Боялась Ута только свою госпожу, боялась и почитала безмерно.

А госпожа ее даже и из окошка не выглядывала. Сосредоточилась, молчит, коли свет был бы, так любой увидел бы, что лицо у нее холодное, бледное, круги под глазами. Круги и бледность — это оттого, что за последний день она в стекло глядела неотрывно. А ручка ее маленькая крепко сжимала рукоять любимого ею изящного и страшного кинжала. Так же как Волков собирался до зари встать и идти на дело кровавое, точно так же на свою войну ехала и она. И точно так же не знала, вернется ли. Бабища злая, что наводила морок на господина, что мешала все время девушке смотреть в стекло, была сильна неимоверно. Она была старой, она была умелой, она была могущественной. И ехать к такой безрассудство, но коли надо для господина, так Агнес готова была ехать в ночь, ехать к сильной сестре, чтобы помериться с нею силами.

Когда господин уснул, а девушка взяла в руки шар, она сразу почувствовала, что никто ей не мешает, что баба теперь спать надумала, а пока она спит, она не видит Агнес. Девушка смотрела в шар недолго, как ни противилась баба раньше, Агнес уже высмотрела, где она