Зона сна - Олег Горяйнов

В сверхсекретной лаборатории ТР (Tempi Passati, что по-латыни значит прошлое) службы МИ-7, числящейся по Министерству иностранных дел, царил «рабочий психоз» – ожидался визит нового премьер-министра, а сегодня прибыл его помощник, сэр Джон Макинтош. У мониторов с деловым видом сидели все, включая историков-аналитиков, ни бельмеса в технике не смыслящих. Никто не пил чай, никто не валялся на кушетках, почитывая исторические хроники; было решено, что нежелательны даже обычные в это время дня словесные баталии в курительной комнате. Вопрос шёл о финансировании на следующий год, а переизбыток штатских лиц, бродящих с застывшим вопросом в глазах или спорящих, как трактовать то или иное событие, мог произвести на высокопоставленного чиновника в корне неверное впечатление.

Один из штатских – отец Мелехций, мужчина такой громадной учёности, что с ним не рисковал спорить даже директор лаборатории, – устроился незаметно в уголке зала заседаний и сквозь смеженные веки с любопытством наблюдал за происходящим. Он был «в деле» с самого начала и прожил уже слишком много жизней, чтобы суетиться по пустякам. Познав все изгибы и извивы человеческого поведения, теперь он – не говоря об этом, правда, никому – изучал проявления человеческой глупости.

Представителя премьера, поскольку в лаборатории он уже бывал, сразу пригласили в зал. Здесь директор лаборатории доктор Глостер, прежде чем приступать к докладам, улыбаясь по-домашнему, предложил гостю лёгкие напитки и закуски. Джон Макинтош, изображая деловитость, отказался, но одна его рука быстро подхватила с тарелки крекер, а вторая – рюмочку; затем он увлёк к окну заместителя директора Сэмюэля Бронсона. Отец Мелехций, продолжая сидеть с полузакрытыми глазами, прислушался.

Макинтош и Бронсон были старинными, ещё школьными, приятелями; оба после школы учились тут же, в Оксфорде, и держались друг с другом запросто.

– Что у вас происходит, Сэм? – спросил сэр Джон.

– У тебя есть вся информация, Джон.

– Прекрати эту официальщину, дружище. Мне её тут и без тебя напихают. Ты знаешь, я занимаюсь очень многими делами, более злободневными, чем эта авантюрная лаборатория. Сейчас я говорю о том умершем, вашем специалисте по России.

– Все когда-нибудь умирают, – уклончиво ответил Сэм. – Старина Биркетт врезал дуба на работе. Не такой уж редкий случай в наши тяжёлые времена.

– В прошлом году были ещё двое, ты не забыл?

– Джон, я – замдиректора по технике, а эти случаи не связаны с техникой. Спрашивай наших историков. Мы обсуждали и решили, что причина – в тех событиях, в которые они попадали в прошлом.

– Если они попадали в прошлое, Сэм. Если.

– Ты сомневаешься?

– Я во всём должен сомневаться, у меня работа такая.

Они уселись за стол и переглядывались, недовольные друг другом, в то время как доктор Глостер вещал:

– …снимает реплику человека, которая есть волновая функция каждой частицы тела оператора, или тайдера.[5]Излучение нужной частоты создаёт в прошлом физический объём, то, что мы называем фантомом: тайдер остаётся в нашем настоящем, не претерпевая физических изменений, а фантом независимо живёт в зафиксированном прошлом.

Отец Мелехций едва заметно улыбнулся. Уж он-то знал, какова степень этой независимости. Попадая в прошлое, он действительно был абсолютно независим и от доктора Глостера, и от премьер-министра, и вообще от чего-либо в этом мире. Но не от себя самого. Между ним, живущим там, и им же, лежащим на кушетке тут, будто протянута струна. Одно неловкое движение – порвал её, и тут тебя больше нет. Интересно, что не все это чувствуют. Полковник Хакет, например, не чувствует; он абсолютно лишён страха, как и иных каких-либо комплексов.