За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский

потому, что боялся угодить в ситуацию, когда волей-неволей будет вынужден применить оружие против каких-либо обитателей тайги; поэтому было ясно — если уж Николай стреляет, значит, ему грозит опасность.

Схватив ружья, мы выбежали за околицу деревни и остановились, пытаясь определить нужное направление. Рочев указал на тропу, ведущую к поляне, которую Николай облюбовал, написав там два этюда. С поляны открывался великолепный вид на небольшое озеро, к которому вплотную подступала тайга.

Первым, что мы увидели, был валявшийся на земле этюдник, подбежав к озеру, мы наткнулись и на художника, он лежал на спине, глаза закрыты, лицо окровавлено. Кровь лилась из рваных ран на щеке и подбородке. Неподалеку в траве тускло поблескивала двустволка с разбитым в щепы прикладом.

Мы перенесли художника домой, он уже пришел в себя и негромко стонал. Когда промыли и перевязали раны — кровь удалось остановить с трудом, — Николай немного успокоился и рассказал, что с ним произошло.

Художник увлеченно работал, когда неожиданно перед ним возник здоровенный медведь. Приближения зверя Николай не слышал, медведь подкрадывался бесшумно. Художник схватил ружье, но оно тотчас же было выбито из рук, а художник, получив удар по голове когтистой лапой, упал. Ошеломленный, он тут же вскочил на ноги, не зная, что предпринять, а тем временем мишка расправлялся с ружьем, с силой хватил его об пенек, в результате чего произошел выстрел.

Взревев, медведь бросил ружье, сгреб художника в охапку, стиснул и поволок по берегу. Страха не было, говорил Николай, лишь ощущение чего-то нереального, зловонное дыхание да утробный рык разъяренного зверя. Больше Николай не помнил ничего. Как медведь его выпустил и почему оставил в покое, объяснить не смог не только все еще пребывающий в шоке от испытанного потрясения художник, но и никто из нас. Молчал даже наш хозяин, только головой покачивал: ну и дела…

Николаю досталось основательно: помимо раны на голове у него было прокушено плечо, болела грудь, помятая медведем, и Марк подозревал, что повреждены ребра. Хозяйка принесла три домотканых полотенца, сшила их вместе, и мы с Марком туго перебинтовали художнику грудь. Впоследствии выяснилось, что ребра, к счастью, остались целы, просто объятия медведя были слишком уж крепкими.

Долечивался Николай в Москве. Между прочим, охотой он так и не соблазнился, продолжая утверждать, что ружья путешественникам не нужны — лишний груз.

— Без этого груза медведи тебя в другой раз не помилуют. Разве можно ходить в лес без оружия? Безоружный в лесу — все равно что голый! — возмущался Васька.

— Можно, можно…

— Тоже мне гуманист выискался! Небось была бы возможность, мишку, который хотел тебя похитить и слопать, уложил бы не задумываясь!

— Ошибаешься, Вася. Пальнул бы в воздух, этого достаточно, чтобы отпугнуть зверя. Кроме того, я принципиальный противник охоты…

— Знаю, знаю. Но принципы для того и существуют, чтобы их нарушать. Лично мне это доставляет большое удовольствие…

Глава шестая

Обезьянка Фока

В детстве я очень хотел иметь обезьянку. Как ни странно, о том же всю жизнь мечтала моя мама. Чем привлекало экзотическое животное скромную сельскую библиотекаршу, сказать затрудняюсь. К большинству моих питомцев мама относилась доброжелательно, к другим была равнодушна, иные вызывали у нее отвращение, а некоторых она панически боялась; обезьянка же была ее розовой, несбыточной мечтой. Я рос, с годами утверждаясь в своем желании, однако не надеялся, что оно когда-либо сможет осуществиться — не было для этого, как говорится, никаких предпосылок. Ни малейших.

Впервые обезьянку я увидел в подмосковной электричке. В вагон вошел, покачиваясь, изрядно подвыпивший мужик, неся на плече странное создание в голубом платьице с похожим на печеное яблоко личиком и грустными глазами.

— Кто желает узнать свою судьбу, уважаемые пассажиры? Подходите, сейчас Фока вам ее расскажет.

Обезьянка вытаскивала из ящичка сложенные конвертиком бумажки, протягивала улыбающимся людям, а в потрепанный картуз ее хозяина дождем сыпались, звеня, мелкие монеты.

— А теперь мы всех поблагодарим, поклонимся и немножко потанцуем. — Мужик подергал прикрепленный к туловищу маленькой гадалки поводок, обезьянка затопталась на его плече, мужик тоже приплясывал, сипел пропитым голосом:

Обезьянка Фока

Прыгает высоко…

Обезьяны мне с тех пор не встречались, но детская мечта не выветрилась с годами, не исчезла, хранилась в загадочных тайниках памяти, изредка о себе напоминая, однако я всякий раз был вынужден себя одергивать — нечего витать в облаках, достать обезьянку невозможно, даже если очень этого захотеть: в московских зоомагазинах только золотые рыбки, канарейки да попугайчики-неразлучники; на знаменитом Птичьем рынке обезьянами не торгуют; знакомых дипломатов, которые могли бы привезти обезьянку из Индии, Африки или Южной Америки, у меня нет; да и стоят эти животные бешеные деньги.

Как подчас в жизни бывает, помог Его Величество Случай. Кто-то сказал мне, что вроде бы Уголок Дурова собирается расстаться с одной из своих обезьян. Узнав по справочной номер телефона, я позвонил в любимую всей столичной детворой организацию, где информацию подтвердили, — действительно, руководство намерено пристроить в добрые руки одно из животных.

— Отлично! Но… простите, сколько стоит ваша обезьяна?

— Мы отдаем ее бесплатно. Если желаете, дадим и клетку.

Бесплатно! Я ушам своим не поверил: отдают обезьянку бесплатно, еще и клетку предлагают! Собственно, а нужна ли клетка? Я живу один, пусть обезьянка бегает по квартире, незачем ее стеснять. Однако чем кормить животное, как его содержать? Я же ничего толком об обезьянах не знаю…

Позвонив Марку, я, задыхаясь от волнения, рассказал ему о своей фантастической удаче.

— Ты действительно считаешь, что тебе повезло? Ты в этом твердо уверен? Если так, нужно хорошенько все продумать. Главное, не торопиться… — Марк бубнил еще что-то, но я его не слушал: обезьяна! У меня будет обезьянка!

В Уголке имени Дурова, ныне всемирно известном Театре зверей, меня встретила очаровательная молодая женщина, представительница знаменитой династии цирковых артистов Наталия Юрьевна Дурова. Похвалив за принятое мною решение, которое Наташа почему-то назвала благородным, она продемонстрировала мне своих питомцев. Наиболее запомнился огромный медведь. Заинтересовавшись моей шляпой, он попытался ее схватить, когда же я попятился назад, общительный мишка протянул мне когтистую лапу, но я уже имел некоторый опыт общения с его сородичами, поэтому от лапопожатия уклонился. Полюбовавшись на пеликана, павлинов и других пернатых и четвероногих артистов, я осторожно осведомился насчет обезьянки — где же она, моя желанная?

— Мы поместили ее в самом конце зала, позади клеток с хищниками, подальше от