Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни - Джордж Гриффит

над той невинно звучащей и в то же время полной глубокого смысла речью, которой Глориана, как эти морские рыцари любовно называли свою госпожу королеву, ответила на мои грубые, старомодные слова об истинном конце моего проекта.

К тому времени, как наша прогулка закончилась, его сильный, благородный гений так подействовал на меня, что я охотно признался бы, что из всех известных мне великих людей, которых я любил или ненавидел, всех королей и завоевателей, вместе с которыми или против которых я сражался, я никогда не говорил с человеком, который так быстро покорил мое вековое сердце, как этот «маленький пират» королевской Англии, этот своевольный, бросающий вызов смерти и опасностям маленький флибустьер, который расчистил путь для более масштабных триумфов Родни, Хоу и Нельсона, и который, если бы ему была предоставлена свобода действий, умер бы повелителем океанов и оставил бы свою страну владычицей мира.

В тот вечер мы с сэром Филипом ужинали с адмиралом в гостинице «Старый корабль», где он остановился, и там я оказался в компании самых доблестных и осененных славой людей, когда-либо сидевших за одним столом. Нет, я действительно думаю, что если вы пороетесь в мировой истории, то не найдете за одним столом ни одной компании людей, которые поодиночке или вместе оставили бы столь большой след на скрижалях судьбы, как те, с кем я ужинал в тот вечер.

Там был угрюмый секретарь Уолсингем, который в своей тонкой белой женской руке держал, как показали события, добрую половину нитей запутанного клубка европейской дипломатии; там был Говард Эффингемский, искренний католик, который, когда Армада отплыла из Испании, поставил кровь и страну выше веры и сражался с его католическим величеством так же отчаянно, как лучший пуританин во флоте; там был черный сэр Джон Норрис, старый соратник Дрейка; толстый Джон Хокинс и суровый, жестокосердный Мартин Фробишер; был отважный, учтивый сэр Ричард Гренвилл, чье имя история и песнь Англии покрыли славой лишь менее яркой, чем его незапятнанная рыцарская честь, тот храбрейший из храбрых, который на своем маленьком суденышке «Месть» сражался с пятьюдесятью тремя большими испанскими кораблями день и ночь, пока не были израсходованы все снаряды и весь порох до последней унции, и пока не был ранен каждый человек на его корабле, и который упал замертво на палубе своего противника в момент триумфа, который стоил больше победы.

Подумайте об этой компании с Фрэнсисом Дрейком в качестве хозяина, вы, для кого эти первые создатели вашего великолепного морского царства всего лишь имена, какими бы славными они ни были, и вы скажете вместе со мной, что стоило жить и претерпеть все, что даже я пережил и выстрадал, чтобы сидеть с ними за одним столом и слушать, как они снова переживают свои сражения и рассказывают обо всех чудесных вещах, которые видели и делали.

Из одной только этой вечерней беседы я мог бы пересказать вам столько историй, что они с лихвой заполнили бы оставшееся мне короткое время и место. О путешествии славного старого корабля, суденышка, как бы вы его теперь назвали, водоизмещением 100 тонн и вооружением 18 пушек, который ушел на запад под именем «Пеликан», а вернулся с востока как «Золотая лань» и, потрепанный штормами и усеянный ракушками, шатаясь вошел в Плимутский пролив после того, как бросил вызов тому могучему подвигу, который совершил сам великий Магеллан первым из всех сынов человеческих 68 лет назад. О залитых солнцем тропических морях и той далекой стране запада и юга, которая в те дни была настоящей волшебной страной богатства и красоты. О кораблях с сокровищами и длинных караванах мулов, груженных золотом и серебром, жемчугом и драгоценными камнями, о которых эти отважные флибустьеры так позаботились, чтобы они никогда не попали в руки Филиппа Испанского. О Сантьяго-де-Лиме, о солнечных западных островах и заснеженных скалах края света, где мыс Бурь[35] вздымает свою одинокую вершину среди вечных штормов далекого юга.

Обо всех этих храбрых деяниях, которые в истории Англии навсегда связаны с их именами, вы прочли много страниц в сочинениях ваших хроникеров и романистов, но как те же самые истории разожгли бы вашу кровь и воспламенили ваши души, если бы вы могли услышать их, как я, из уст тех самых людей, которые совершили подвиги, о которых они рассказывают? Что касается меня, то достаточно сказать, что, если моя судьба приготовила для меня столько же жизней, сколько я уже прожил на земле, память о той славной ночи будет сиять среди всех великолепных воспоминаний, которые я унесу с собой в грядущую вечность.

На следующее утро мы спустились на нашем пинасе[36] вниз по Темзе во время отлива и поднялись по Медуэю к Апнору, где наши корабли стояли на якоре, и там сделали последние приготовления к путешествию, которое теперь несомненно ждало нас. На следующий день королевский курьер привез нашу каперскую лицензию, оформленную как положено, с собственноручной подписью королевы и вместе с ней письмо, адресованное мне, которое гласило следующее:

«С тех пор, как начался мир, детские желания, ветер и женская прихоть никогда еще не были постоянными, поэтому, если ветер будет благоприятным, когда письмо достигнет вас, лучше сразу отплыть, чтобы завтра не поднялся ветер в лицо. Место встречи — Плимут.

Фрэнсис Дрейк».

Послание от такого человека не оставляло места для разночтений, и так как отлив был еще силен, мы подняли якоря и поставили паруса, и изящная «Леди Кейт» с сотней медных пушек, сверкающих на полуденном солнце, и сияющими белоснежными крыльями, распростертыми от верхушек мачт до фальшборта, весело спустилась вниз по Медуэю вместе с сопровождающими судами, и в назначенное время прибыла в Плимут. Дрейк, который отправился по суше, был там раньше нас, и когда мы в один прекрасный солнечный день в конце июля подошли к Плимутскому проливу, он уже поднял свой адмиральский флаг на мачте «Элизабет Бонавентура» как предводитель самого доблестного флота, который когда-либо каперствовал возле Южной Америки.

Нет нужды рассказывать вам историю нашего первого плавания, потому что это будет в лучшем случае дважды рассказанная история, так как более искусные перья, чем мое, уже рассказали, как мы сожгли Сантьяго в Кабо-Верде, где «доны» сожгли молодого Уилла Хокинса пять лет назад; как мы прошли через полосы удач и неурядиц, пока не достигли золотых земель Запада; как мы штурмовали хорошо укрепленные города Сан-Доминго и Картахена и вернулись домой (то, что от нас осталось) почти смертельно больные, но покрытые славой