Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

— Ах, какие пустяки, — улыбался пройдоха. — Денег сразу и не нужно, мне будет достаточно вашего слова, господин генерал. Дамы, а вот сережки, полюбуйтесь, чистое золото, ах, как хорошо они будут смотреться в ваших прекрасных ушках.

— Да, мне пошли бы эти сережки, — говорила ласковая и пьяненькая юная Сусанна. Она прижималась к кавалеру, обхватив его бедро стройными ножками, гладила его по одной щеке, целовала его в другую. — Господин, как хочется мне эти серьги.

— Хочется вам? Так берите, — отвечал Волков и добавлял громче: — Эй, мошенник, дай дамам всего, что они пожелают, пусть каждая возьмет то, что ей приглянется.

Дамы радостно вылезали из воды и, забывая про простыни, которые хоть как-то скрывали их наготу, бежали выбирать себе украшения. Видя такую выгоду, ювелир, весь мокрый от брызг, что летели с дам, подсчитывал прибыль, а заодно любовался их прекрасными телами.

⠀⠀

Волков проснулся уже днем, почти в обед, в постели у очаровательной госпожи Эмилии Вайсберг. Проснулся от ее поцелуев и с удовольствием вспоминал удивительную ночь, а заодно вспоминал и цену, которую назвал ему мошенник-ювелир. А цена та была триста шесть талеров. Но он об этом не жалел. Конечно, не каждой из прекрасных дев он уделил внимание вчера, но каждая из дам, уходя на рассвете, несла на себе какую-нибудь золотую память о нем. Ну а деньги… Черт с ними, для того они и нужны, чтобы одаривать красавиц золотом, а он себе еще завоюет серебра или золота.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 37

⠀⠀

Он еще не выбрался из цепких объятий вдовы, а фон Тишель уже приехал и сообщил, что первая часть его войска прибыла, что кавалерия фон Реддернауфа уже встала лагерем перед северными воротами Ланна и ждет генерала. Прощай, Эмилия! Он смог покинуть ее только после того, как обещал ей, что будет при случае наведываться.

Капитан фон Реддернауф занимался пополнением, осматривал коней новонабранных в Ланне кавалеристов. В Нойнсбурге он взял в свои эскадроны тридцать шесть человек. И здесь, в Ланне, сержанты-вербовщики набрали ему еще восемьдесят два.

Но в первую очередь Волкова волновало другое.

— Как обоз? Идет? — Он волновался и за пленных, и за серебро. Казалось бы, о чем ему еще беспокоиться, кроме этого, но он беспокоился. Не меньше пленных и сокровищ его волновали и солдаты, настроение в ротах.

— Все слава Богу, — отвечал капитан-кавалерист. — На заре тронулись в дорогу, все было хорошо. Часть должна уже подойти, а телеги будут к вечеру.

— Что говорят офицеры о настроениях солдат?

— Да ничего, — отвечал капитан. — Кажется, ничего особенного не говорили.

— Что ж, хорошо, буду ждать. А что у вас с людьми?

— С учетом выбывших, четыреста двадцать восемь человек, — рапортовал капитан. — А еще по дороге до Эшбахта присоединятся люди. Может, и четыреста пятьдесят человек наберется. Люди все довольные.

— А сами люди-то хороши, лошади не больны ли? — интересовался кавалер, еще не понимая, куда клонит капитан.

Фон Реддернауф пожимал плечами.

— Есть и хорошие, есть и похуже. Только вот у меня теперь еще один капитан из набранных появился. Местный, из Ланна, говорит, что с вами знаком.

— Со мной знаком? И что? А, так вы капитан и он капитан… Получается, что вы ему не указ? Вас теперь вроде как в полковники следует произвести? — догадался тут Волков.

— В моем отряде достаточно человек, — продолжал фон Реддернауф все так же вкрадчиво, — по меркам кавалерийским то уже полк.

Это так. Пятью сотнями кавалеристов командовать полагается полковнику. Но уж больно немалое содержание у полковника, да еще и на долю в трофеях он претендует совсем не на ту, что капитан. Ко всему прочему, не всеми порядками доволен был Волков в эскадронах фон Реддернауфа, уж больно много позволял фон Реддернауф своим людям.

— В терциях, где служил капитан Роха, есть такое звание «старший», это заместитель полковника, — заметил генерал.

— Звание «майор» мне известно, — кивнул фон Реддернауф.

— И содержание он получает такое, которое как раз находится посередине между содержанием капитана и полковника.

— Меня и чин, и содержание майора вполне устроят, — сразу согласился кавалерист.

«И слава богу». Волков сейчас готов раздавать и звания, и деньги, и посулы. Ему было очень важно, чтобы офицеры оставались им довольны, чтобы были на его стороне, ведь солдаты на его стороне точно не окажутся. Большинству солдат не хочется идти воевать в кантоны: уж больно горцы страшны, больно свирепы и жестоки.

Генерал с новоиспеченным майором продолжили смотреть набранных кавалеристов. А после обеда появилась и следующая часть обоза. И с удивлением Волков узнал, что впереди, обогнав солдат и ландскнехтов, не говоря уже о телегах и пушках, шли правильной колонной пленные мужики, бабы и дети. А во главе их на хорошем жеребце ехал сам капитан Арчибальдус Рене.

— И что, — удивлялся Волков, — не падали они от усталости? Не просили пощады, не говорили, что больше не могут?

— Всякое было, — отвечал родственник, слезая с жеребца, — но начальник обоза полковник Брюнхвальд сказал, что не допустит отставания. Потому поблажки я им не давал. А когда один мужик сел на землю и заявил, что больше идти не может, что у него в брюхе что-то там болит, так я его велел повесить, чтобы другие видели и то было им для острастки. Первые дни людишкам тяжело пришлось, а сейчас ничего, расходились, ведь налегке идут, ни брони у них, ни железа. Шагай да шагай. В общем, с тех пор идут бодро. Правда, помирают немного.

— Немного? — Волков хотел знать подробности.

Капитан бодро отчитывался, словно заранее доклад готовил:

— Один мужик немолодой, две бабы хворые, одна из них тоже немолода, да два хворых чада. Ах да, еще один сбежал, кавалеристы его сыскали, так подлец прыгнул в реку, скрылся или утоп, нам неизвестно, не нашли его.

— А монах где? — спрашивал Волков, оглядывая людей, что усаживались вдоль обочины дороги.

На вид люди хоть и грязны, хоть и усталы, но кажутся вполне упитанными.

— Обычно в конце колонны с последними шел, — отвечал капитан, — да вон и он.

А монах уже подходил к генералу, кланяясь и улыбаясь, и Волков был рад его видеть.

— Ну, как ты, брат монах?

— Что со мной будет? Как вы, господин? Как болезнь ваша в груди? Не докучает?

— Помогло твое зелье поначалу, а после хворь долечил один искусный лекарь.

— Искусный лекарь? — удивился брат Ипполит и потом, поняв, о ком идет речь, добавил: — Ах вот как!

А Волкову разговоров было уже