Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

Брат Николас под одобрительные кивки аббата протянул кавалеру красивую бумагу. Тот взял ее в руки, начал читать. Потом поднял голову.

— Значит, монсеньор епископ, при рукоположении в сан вы изволили взять себе имя Бартоломей.

— Да, — кивнул бывший брат Николас, — в честь святого Бартоломея Аквинского.

— Прекрасно. Прекрасно.

— Надеюсь, паства меня не отринет, — продолжал новый епископ города Малена.

— Уж я об этом позабочусь, — пообещал епископу кавалер. — Не волнуйтесь, монсеньор, у вас там будут друзья. У вас они уже есть.

Слово «монсеньор» для простого монаха из инквизиции было непривычным. Он смотрел на Волкова удивленно и, кажется, чуть испуганно.

«Ничего, пусть привыкает, он теперь духовный отец целого города, целого графства».

А казначею, видно, не терпелось. Эти все разговоры слушать ему было недосуг.

— Генерал, а серебро, обещанное церкви, в тех ящиках, что лежат в телегах на дворе?

— Да, это оно при моих гвардейцах день и ночь. Все десять ящиков ваши. Ящики крепки, берите топор, мой друг, смотрите сами.

— А не одолжите мне свои телеги и своих лошадей? — просит аббат.

— Ну разумеется, попрошу гвардейцев вас сопровождать.

Аббат сразу встал, ему не терпелось увидеть серебро на своем монетном дворе. Волков и епископ Бартоломей вышли на двор за ним следом. Пока впрягали коней, брат Илларион осмотрел и проверил на крепость все ящики. Как только все было готово, немедленно откланялся.

А Волков наставлял сержанта Вермера:

— Не вздумай им телеги с лошадьми оставить, потом их не сыщешь. Ящики сгрузишь — и уезжай с телегами.

Сержант все понял. Уехал, повез серебро. А новый епископ Малена и генерал вернулись в дом.

— Думаю сейчас уехать, — сказал брат Бартоломей. — Приеду, осмотрюсь, с отцами в приходах познакомлюсь.

— У вас и кареты нет, — заметил Волков, глядя на монаха.

— Доберусь с попутными телегами. У меня имеется немного денег, но сначала думаю купить подобающее сану облачение. Люди станут смеяться над моим рубищем, говорят, Мален — город небедный.

Да, вид у него был отнюдь не епископский. Волков посмотрел на брата Бартоломея пристально и сказал:

— Ничего не покупайте. Езжайте так. Ведите себя скромно. Возьмите себе монаха-помощника, пусть при всех зовет вас «монсеньор епископ», сами же будьте неприхотливы. В Мален не езжайте, отправляйтесь поначалу ко мне в Эшбахт, там станете в доме моем.

Брат Николас был совсем не глуп, он сразу смекнул, что задумал кавалер.

— Хотите, чтобы я явился в Мален в нищете праведной, как первые подвижники церкви?

— Именно. — Волков улыбался, довольный тем, что монах сразу все понимает. — Но вам придется дождаться меня. Сидите у меня дома, пока я не приеду.

— Буду жить у вас и объезжать окрестности в простой телеге, знакомиться с настоятелями церквей, с местной знатью, но в город до вашего возвращения не поеду.

— Отличная мысль, пусть попы в городе и сами горожане раздумывают над вашими действиями. Только в Малендорф к графу не заезжайте, держитесь от греха подальше.

— Так и сделаю.

— Сейчас напишу вам письма к жене и к моей подруге Бригитт. Передадите их. Напишу Бригитт, чтобы вам помогала по возможности. Как напишу, так езжайте, — сказал Волков.

— Будь славен Господь, да осветит он путь наш, — отвечал ему епископ, осеняя себя крестным знамением. — А я, пока вы пишете, схожу в монастырь, найду спутника себе и помощника.

Волков, как ушел монах, сел писать письма, а тут в обеденной зале появилась Агнес. Под глазами круги, бледна, в щеках спала, словно похудела. И сама совсем не так красива, как была вчера; сделала книксен, села рядом, велела подать себе… кофе! С сахаром и сливками и со сдобой жирной. А пока Зельда в ступке толкла кофейные зерна, Агнес и говорит кавалеру:

— Слыхала я сверху, что вы какого-то монаха к себе в Эшбахт отправляете.

— Да, отправляю, — отвечает тот, откладывая перо.

— Человек тот, о котором мы говорили вчера, непрост, — тихо произносит девушка. — К нему и не подобраться.

Волков смотрит, не слышат ли его слуги или господин Фейлинг, так же тихо ей отвечает:

— Сие немудрено. Он граф. Вечно при нем люди: свита, холопы.

— Да уж ладно, — продолжает дева, — поеду в Эшбахт, Сыч для дела мне понадобится.

— Я ему напишу, чтобы помогал тебе.

Агнес взглянула на господина и, кажется, улыбнулась.

— В том нет нужды, сама ему скажу. Я к вам в Эшбахт поеду, посмотрю, как к этому человеку можно подобраться. Сразу его не убью, время на то потребуется. А монаху сообщите, что с собой его взять могу.

— Нет. — Кавалер подумал и повторил: — Нет, пусть сам добирается. И знаешь что…

— Что? — Девушка внимательно глядела на него.

— Ты до моего приезда… — тут он стал подбирать слово, — до моего приезда дела не делай. Мне сначала кое с кем поговорить нужно будет.

— Хорошо, господин, — кивнула Агнес.

Волков взял уже перо, чтобы продолжить письма, но остановился.

— И еще… ты в доме у меня не останавливайся. Остановишься в трактире. Скажешь трактирщику, что я велел лучшие покои тебе предоставить.

Агнес вместо благодарности посмотрела на него взглядом долгим. Смотрела пронзительно и с обидой, так же и говорила:

— Монаха со мной в дорогу не пускаете, в доме своем жить не дозволяете, словно я с проказой или умалишенная.

— Не мели чепухи, — строго возразил Волков, снова принимаясь за письмо. — Как сказал, так и делай. Не прокаженная ты, и ценю я тебя, и люблю даже. Но для дела лучше будет, если поступишь, как я велю.

Да, все правильно он сказал, девушка не нашлась что ответить и смотрела на него все еще зло, но, кажется, уже успокаивалась. На самом же деле он действительно не хотел, чтобы она жила в его доме, потому что он боялся… Там, в доме, две беременные женщины, его женщины, а Агнес — она… В общем, пусть побудет в трактире, от греха подальше, авось не умрет. Все равно недолго ей там жить, он скоро сам приедет в Эшбахт.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 36

⠀⠀

Агнес собиралась в дорогу с руганью, с суетой. Тиранила Уту, кухарку Зельду, все ей было не так. Она и на конюха своего накричала бы, да тот в дом не входил, запряг новых лошадок в карету и был с ними на дворе. Между хлопотами по укладке сундуков Агнес успевала подбежать к кавалеру, просунуть правую руку ему под одежду, левой рукой обхватить шею и говорить при том негромко:

— А вы, господин мой, помните: злобиться и яриться