Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини

Сэр Эндрю начал горячо уверять, что без промедления вернулся бы в город, но там слишком смердит — смрад измены вызывает у него тошноту. В самом деле: сидеть в имении в это время года было для него необычно, и он наверняка не остался бы тут после приезда губернатора, если бы не обстоятельства его последнего посещения Чарлстона и не данная сэром Эндрю клятва, что он не вернется туда до тех пор, пока в этом мерзком месте витает дух мятежа.

Он покинул город в середине февраля, на следующий день после объявленного Провинциальным конгрессом «Дня смирения, поста и молитвы перед всемогущим Господом с благоговейной просьбой к Нему ниспослать королю истинную мудрость, помочь обретению свободы Северной Америкой и отвратить бедствия гражданской войны».

Ничего более кощунственного сэр Эндрю не мог себе представить. Это казалось ему самым великим богохульством, когда-либо исходившим из человеческих уст. Когда же он услыхал, что все места богослужения в Чарлстоне переполнились бездельниками и глупцами, собравшимися на бунтовщическую молитву, когда собственными глазами увидал членов Провинциального конгресса во главе со спикером Палаты общин Лаундсом в пурпурной мантии, аллонжевом парике и с серебряным жезлом, которые торжественной процессией шли к церкви святого Филиппа, негодование сэра Эндрю не позволило ему оставаться более в городе, который, как он ожидал, могла в любую минуту постичь та же кара, что обрушилась на Содом и Гоморру.

Он метался в бессильной ярости; немногим мог он выразить свое отвращение к этому событию, но это немногое сделал — закрыл свою резиденцию на Тредд-стрит и уехал, отряхнув со своих ног прах измены.

С тех пор Кэри поселился на плантации и оставался бы там безвыездно, не вызови его вице-король, повиноваться которому он почитал своим святым долгом.

— Мы будем там завтра, Боб, живыми или мертвыми, и умножим число друзей короля. — Поставив таким образом на этом точку, он осведомился о новостях.

Мендвилл напустил на себя печальный вид и, как бы сожалея, что приходится об этом говорить, дал подробный отчет об утренней беседе у губернатора, особо остановившись на выдвинутом Диком Уильямсом обвинении Лэтимера в подлости по отношению к менее влиятельному соседу.

Сэр Эндрю протянул с сомнением:

— На Гарри Лэтимера это непохоже.

Миртль резко поднялась и шагнула к ним от окна.

— Это неправда! — сказала она гневно.

— Я и сам с трудом в это поверил, — дипломатично согласился капитан. — Люди не часто совершают бесчестные поступки не имея на то серьезных оснований, а какие мотивы могли быть у богатого мистера Лэтимера для мелкого воровства? И все же… и все же… — Он на мгновение запнулся, будто преодолевая колебания. — Тот, кто способен забыть свою честь и долг перед королем… — Он не стал продолжать.

— Да, да, — уступил сэр Эндрю с глухим недовольным ворчанием.

— О нет, вы неправы, неправы! — настаивала его дочь. — Между этими поступками — огромная пропасть. Каким бы ни был Гарри, — он не вор; никто не заставит меня поверить в обратное.

Мендвилл понял, что время еще не начинало своей целительной работы.

— Никто не заставит тебя поверить, что он изменник, — раздраженно подхватил баронет, — никто не заставит тебя поверить в его скрытность — а он приезжает и уезжает украдкой, как вор.

— Кстати, это напомнило мне, — произнес капитан Мендвилл, — что он сейчас в Чарлстоне.

В изумленных взглядах обоих застыл немой вопрос.

— Я узнал об этом все от того же Уильямса. Он утверждал, что видел его сегодня утром.

— Так почему, ради всего святого, вы его не арестовали?

— Нет, папа! — Миртль положила руку ему на плечо.

— Девочка моя! Этот субъект больше тебе никто.

Мендвилл желал бы разделить его уверенность. Между тем, он отвечал на возмущенное восклицание сэра Эндрю:

— Лорд Уильям уже собирался подписать ордер, но… — он заколебался.

— Ну? Что «но»?

— Я убедил его не делать этого.

— Вы убедили его?! — весь облик сэра Эндрю выражал недоумение, — Но почему?

— Это было бы неразумно. Мы хотим избежать открытого конфликта и избегаем любых действий, которые могут к нему привести. Мистер Лэтимер — нечто вроде героя черни, а мы не хотим провоцировать толпу на поступки, требующие возмездия.

— Видит Бог, они его заслуживают.

— Может быть. И все же это опасно. Лорд Уильям это понимает. Кроме того, сэр Эндрю, есть и другая причина. Что бы ни сделал мистер Лэтимер, он все же дорог вашему сердцу.

— Я вырвал его оттуда, — гневно отрубил сэр Эндрю.

— Но остается еще Миртль, — со вздохом сказал капитан.

— Как вы добры! — Глаза Миртль благодарно увлажнились.

— Добры! — прорычал баронет, — Добры! Пренебречь своей прямой обязанностью!

— Сомневаюсь, что мне следует выполнять свои обязанности ценою вашего страдания, пускай даже легкого. Вы стали так мне дороги за эти месяцы, что я не могу не считаться с вашими чувствами.

Вдруг, прежде чем сэр Кэри или Миртль успели найти подходящие слова в ответ на подобное признание, дверь распахнулась, и Римус радостно объявил:

— Маса Гарри, сэр.

Старому дворецкому никогда не пришло бы в голову, что для визита мастера Гарри могут существовать какие-то препятствия, поэтому и проводил его сразу в столовую, где находился сэр Эндрю.

Глава 5

МЯТЕЖНИК

Быстрыми, легкими шагами, с треуголкой и тяжелым хлыстом под мышкой, в комнату вошел Гарри Лэтимер.

Старый негр прикрыл дверь снаружи, и в комнате воцарилось молчание.

Сэр Эндрю, капитан Мендвилл и мисс Кэри застыли на месте. Оба джентльмена — старый и молодой — сидели; девушка, чье дыхание участилось, стояла позади отца, держась рукою за высокую спинку кресла.

Читатель, разумеется, представляет, сколь противоречивые чувства бушевали в душе каждого из них, и понимает, что над всеми этими чувствами в тот момент преобладало нескрываемое изумление. Самым глубоким оно было у капитана Мендвилла. Он был не просто изумлен — он был озадачен. Ибо высокий и стройный молодой человек, стоящий перед ними и стягивающий перчатки, кого-то сильно ему напоминал. Он где-то уже видел этого человека и говорил с ним. Капитан Мендвилл напряг свою память, лихорадочно вспоминая, когда и где это могло произойти. Но только одну минуту. Постепенно фигура, с которой он не сводил глаз, подверглась перед его внутренним взором метаморфозе. Модно скроенный, длинный сюртук уступил место поношенной коричневой куртке; изящные холеные руки стали грубыми и неопрятными; волнистые бронзовые волосы с аккуратно вплетенной в косицу муаровой лентой свободно рассыпались вокруг худой бледной физиономии с