Мифология машины. История механизмов, которые нас пугают и очаровывают - Даниэль Штрассберг

Титульный лист первого номера журнала Жоржа Батая «Ацефал» (1936)

Все это чуждо нам. Машина как квазирелигиозная репрезентация прогресса и интенсивной жизни кажется совсем безобидной на фоне огромных проблем, которые создает технический прогресс. Сегодня не только современное искусство комментирует технический прогресс (в основном критически), но и философия, особенно та, что рассчитана на широкую публику. Так, пессимистический диагноз времени корейско-немецкого философа и ученика Слотердайка Бён-Чхоль Хана гласит, что современный человек больше не играет, а только производит[58]. Это простое противопоставление упускает важный момент: даже в самом эффективном производственном процессе, самой полезной машине, в высшей степени критических инсталляциях Жана Тэнгли или Бернхарда Лугинбюля, Ребекки Хорн или Олафура Элиассона и даже в самом жутком фильме все еще видны отблески очарования игрой, чудесным и интенсивной жизнью машин.

Чудо-машины

Глава, в которой автоматы сравниваются с чудом, а также исследуются политический интерес к чудесам и машинам и связанные с этим обвинения в высокомерии.

Вдалеке – машины желаний, вблизи – машины страха

Сэр Джон Мандевиль вернулся из своего путешествия по Востоку растерянным. Хан Хубилай принял его в зале, отделанном шкурой пантеры и пересеченном сетью труб, по которым любимый напиток каждого посетителя подавался прямо в его бокал, едва только он высказывал пожелание. Другие источники уточняют детали механизма: главный виночерпий Великого хана приказывал ангелу, держащему трубу с выдвижной частью, заказать желаемый напиток. От трубы невидимый шланг вел в подземную комнату, где спрятанный человек, услышав приказ, дул в шланг, после чего заказанный напиток, подготовленный слугами в подвале, поступал прямо к гостям. В более поздних версиях эта трубопроводная система была дополнительно оснащена танцующими павлинами и плавающими чашами.

Мандевиль, наверное, думал, что находится в стране молока и меда, но он не был до конца уверен является ли эта система действительно чудом, копией чудесной сотворенной Богом природы с ее реками и морями, настоящим speculum naturae, зеркалом природы, или это работа дьявола? Исполняет ли он желания только для того, чтобы потом взять за них свою дань – душу? Как бы то ни было, сэр Джон Мандевиль столкнулся с чудом и поэтому был преисполнен admiratio[59].

Admiratio – это аффект чуда. В средневековой литературе, когда происходит чудо, нечто удивительное или же просто необычное, присутствующие, как правило, реагируют на это admiratio. Это латинское слово происходит от mirare – «восхищаться», «удивляться чему-либо» – и связано с miraculum, «чудом». В испанском языке оно превратилось в mirar – обычный глагол, означающий «смотреть». В немецком языке Wunder и bewundern[60] также имеют один и тот же корень. Итак, чудо – это нечто, чему дивятся, чем восхищаются и чего в то же время при непосредственном наблюдении немного опасаются.

«Путешествия сэра Джона Мандевиля» переносят читателя XIV века на Восток, в излюбленное место фантазий о чудесах. Другие путешественники на Восток также сообщали о чудесных машинах: около 1250 года Вильгельм из Рубрука рассказывал, как он при дворе Великого хана наблюдал серебряное дерево, украшенное львами и змеями, из пасти которых лились кобылье молоко, вино, рисовое пиво и напиток из меда.

Легенды о машинах в Европе – это скорее исключение, чем правило; если они и возникают, то обычно отсылают к Античности. В «Романе о Трое», написанном между 1160 и 1170 годами, Бенуа де Сент-Мор рассказывает о зале троянского героя Гектора, в котором на колоннах из драгоценных материалов стоят четыре механические статуи людей в натуральную величину, сделанные из золота и серебра. Одна из них держит зеркало, чтобы люди могли увидеть свое отражение и поправить одежду; другая играет на всевозможных музыкальных инструментах и через определенные промежутки времени разбрасывает по комнате цветы (которые затем собирает механический орел); у третьей в руках кадильница из топаза, наполненная лечебными и сладко пахнущими маслами; четвертая – девушка-акробатка – «весь день напролет развлекает, танцует, выделывает кабриоли и подпрыгивает на своей колонне так высоко, что даже удивительно, как она не падает»[61].

Временна́я и пространственная дистанция допускала такие идеализации, ведь только в фантастических местах желания исполняются немедленно. Не нужно беспокоиться о противоречиях, если происходящее удалено от нас.

Фантазии, в которых желания удовлетворяются немедленно и без собственных усилий, Фрейд называет галлюцинаторным исполнением желаний: в них, как в галлюцинации, сне или фильме, возможно все.

Именно это делает возможными чудо-машины, если они находятся далеко в прошлом или на Востоке: с приближением они теряют свою невинность, и проявляется их пугающая сторона. Более поздние автоматы зачастую представляли собой жуткие боевые машины. В XII веке сэру Ланселоту, рыцарю Круглого стола короля Артура, сначала пришлось победить трех медных рыцарей, чтобы избавить замок Радостной Стражи от злого рыцаря Брандина Островного. Первый из них, «высокий и могучий, в полном вооружении, с огромным топором в руке», упал с ворот и разбился вдребезги, едва только Ланселот заметил его. Двое других стражей с тяжелыми мечами автоматически наносили удары по любому, кто приближался к ним. Но их автоматизм сделал их настолько предсказуемыми, что благородному рыцарю не составило труда перехитрить их[62]. Другая легенда гласит, что церковный ученый Альберт Великий (ок. 1200–1280) соорудил себе говорящую голову, которая, как вышибала, должна была выгонять нежелательных посетителей. Когда его ученик, святой Фома Аквинский (1225–1274), посетил его в Кёльне, он был так возмущен дерзостью своего учителя, что разбил говорящую голову на месте.

Итак, существовали автоматы, которые по своей сути были литературными, поскольку они рассказывали истории, вместо того чтобы брать на себя человеческий труд. Возможно, поэты-путешественники вдохновлялись реальными автоматами и благодаря им создавали свои истории, но, скорее, все было наоборот: автоматы появились позднее, чем литературные герои. Так, в 1950-х годах по эскизам Леонардо да Винчи были созданы автоматические рыцари, подобные героям саги о Ланселоте. Реплики этих роботов, которые могли двигать руками, сидеть и поворачивать голову, были представлены на различных выставках 2019 года, приуроченных к пятисотлетию со дня смерти Леонардо.

Первыми настоящими автоматами, вероятно, были произведения ювелиров с гидравлическим или пневматическими приводами, найденные в придворных коллекциях, позднее названных кабинетами редкостей (кунсткамерами). После изобретения механических часов (ок. 1280 года) автоматы использовались для украшения фасадов церквей. К середине XIV века в Центральной Европе уже почти не осталось крупной церкви или собора, где не было