Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности - Майкл Поллан

Из них двоих Рик Доблин больше подвизался на этом поприще, чем Боб Джесси, и потому известен гораздо больше, чем он. Доблин является основателем многопрофильной Ассоциации психоделических исследований, основу которой он начал закладывать еще в те мрачные дни 1986 года (то есть через год после того, как МДМА был объявлен вне закона), когда даже самые умные головы были убеждены, что возобновление психоделических исследований – дело абсолютно безнадежное.

Доблин (он родился в 1953 году) – это большая лохматая собака с костью; он начал «обрабатывать» членов правительства, пытаясь заставить их поменять свое мнение о психоделиках, еще в 1987 году, вскоре после окончания Нового колледжа в штате Флорида. После экспериментов с ЛСД (в качестве аспиранта), а затем и с МДМА Доблин решил, что его жизненное призвание – стать психотерапевтом, специализирующимся на психоделиках. Но после запрета МДМА в 1985 году эта мечта, понял он, неосуществима без соответствующих поправок в федеральные законы и нормативные акты, поэтому он решил для начала получить докторскую степень в области государственной политики в Школе Кеннеди в Гарварде. Пройдя стажировку в Управлении по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов, он усвоил все тонкости процесса узаконивания лекарственных препаратов и в своей диссертации обозначил главные вехи трудоемкого пути их официального признания – пути, по которому ныне следуют псилоцибин и МДМА.

Доблин обезоруживающе, возможно, даже беспомощно честен и всегда готов открыто рассказывать журналистам о своих психоделических откровениях, впрочем, как и о политической стратегии и тактике. Как и Тимоти Лири, он благороднейший из воинов, суровый, никогда не улыбающийся и не стремящийся выказать и доли энтузиазма в своей работе, которого, собственно, никто и не ждет от человека, всю свою сознательную жизнь бьющегося головой об одну и ту же стену.

Доблин работает в офисе, размещающемся на чердаке его выстроенного в колониальном стиле дома в Белмонте, штат Массачусетс, в офисе, духом и обстановкой напоминающем диккенсовские конторы, где он сидит за столом, заваленным высящимися до потолка грудами каких-то манускриптов, журнальных статей, фотографий и всякого рода памятных заметок, собранных более чем за 40 лет. Некоторые из них относятся к самым ранним годам его карьеры, когда ему в голову пришла великолепная, как ему тогда казалось, мысль, что самый простой способ покончить с сектантскими разногласиями и межрелигиозной рознью – разослать ведущим духовным лидерам мира таблетки MДMA, препарат, известный своими свойствами разрушать барьеры между людьми и вызывать всеобщие сочувствие и симпатию. Примерно в это же время он договорился о том, чтобы тысячу доз МДМА отправили высшим чинам Красной Армии, людям, которые в это время вели переговоры с президентом Рейганом о контроле над вооружением.

Добиться от Управления по санитарному надзору согласия на использование психоделиков в медицине – прежде всего МДМА и псилоцибина, которые находятся в поле внимания общественности, – это для Доблина лишь первый шаг к достижению более амбициозной и все еще достаточно спорной цели: внедрении психоделиков не просто в медицину, а в американские общество и культуру. Разумеется, эта стратегия во многом беспроигрышная, и за ней тут же последовала кампания по декриминализации марихуаны, поскольку ранее проводившаяся кампания по продвижению конопли как средства, которое можно с успехом использовать в медицинских целях, полностью изменила представление об этих наркотиках, содействуя их общественной легализации.

Не удивительно, что подобные разговоры раздражают более осторожные головы в научном сообществе (и Боб Джесси в их числе), но Рик Доблин не из тех, кто смягчает свою повестку дня или даже подумывает о снятии с показа записи своего интервью. Это помогает поддерживать ажиотаж в прессе вокруг его имени, но способствует ли это успеху дела и насколько, остается спорным. Однако нет такого вопроса в сфере важных исследований, особенно за последние несколько лет, который бы Доблин не решил и на финансирование которого ему не удалось бы получить одобрение высших инстанций; особенно это касается МДМА, который долгое время был в центре внимания Международной системы предотвращения злоупотреблений (МСПЗ). Именно МСПЗ спонсировала ряд небольших клинических испытаний, доказавших ценность МДМА при лечении посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). (Характеризуя психоделики, в том числе МДМА и даже коноплю, Доблин не скупится на похвалы в их адрес, хотя механизмы их воздействия на мозг сильно отличаются от механизмов, присущих классическим психоделикам.) Но помимо помощи тем, кто страдает ПТСР и прочими психическими расстройствами, МСПЗ спонсирует также и клинические исследования в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес), имеющие целью выяснить терапевтическое воздействие МДМА на аутистов. Сам Доблин свято верит в целительную силу психоделиков и считает, что они способны усовершенствовать все человечество путем раскрытия духовных измерений сознания, которые являются общими для всех нас, несмотря на наши религиозные убеждения или отсутствие таковых. «Мистицизм, – любит он повторять, – это противоядие от фундаментализма».

* * *

По сравнению с Риком Доблином Боб Джесси – настоящий монах. Он аккуратист до мозга костей. Подтянутый, скромный, склонный тщательно подбирать слова, прежде чем что-либо сказать, Джесси, которому уже далеко за сорок, предпочитает выполнять свою работу вдали от глаз общественности, в основном в той тесной (она состоит всего из одной комнаты) хижине, расположенной среди пустынных гор к северу от Сан-Франциско, где он живет в полном одиночестве, оторванный от всяких средств связи, кроме Интернета. Монах, да и только!

– Боб Джесси напоминает мне кукловода, – сказала мне как-то Кэтрин Маклин, психолог, работавшая в 2009–2013 годах в лаборатории Роланда Гриффитса. – Он дальновидный малый, настоящий визионер, но предпочитает работать за кулисами.

Точно следуя подробным указаниям Джесси, я проехал порядочное расстояние в северном направлении от залива и в конце концов выехал на грязную узкую дорогу, петлявшую среди холмов (Джесси попросил меня не указывать название местности). Припарковавшись у начала пешеходной зоны, я прошел мимо знаков «Посторонним вход воспрещен» и стал подниматься вверх по тропе, которая привела меня в живописный лагерь, разбитый на вершине горы. У меня было такое чувство, словно я пришел в гости к волшебнику. Маленькая хижина, формой напоминавшая корабль, оказалась слишком тесной для двоих человек, поэтому Джесси удобства ради расставил между сосен и валунов несколько диванов, стульев и столов. Кухня тоже находилась снаружи, а на плоском выступе скалы, откуда открывался красивый вид на горы, он устроил душ, придававший его жилищу странное ощущение дома, вывернутого наизнанку.

Первую часть этого весеннего дня мы провели вне стен, в природной «гостиной», попивая травяной чай и обсуждая заметно приутихшую кампанию по реабилитации психоделиков – тот генеральный стратегический план, в котором Роланд Гриффитс играл главную роль.

– В прицеле камер я чувствую себя неуютно, – начал разговор Джесси, – поэтому, пожалуйста, никаких снимков или видеозаписей.

Джесси – стройный, плотно скроенный мужчина, чья несколько квадратная голова увенчана ежиком коротко стриженных седых волос, а за стеклами квадратных очков без оправы, очень стильных, сверкают живые глаза. Джесси редко улыбается; в нем чувствуется некоторая жесткость, которая у меня обычно ассоциируется с инженерами и людьми технических профессий, хотя иногда он может удивить неожиданным всплеском эмоций, который тут же стремится обуздать.