Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - Алексей Меняйлов

В-четвёртых, поскольку фундамент характера дочери В. закладывался, когда её мать была «марухой» своего брата, то удивляться особенностям её характера (mania anglicana, негативизм, плохая учёба, цель жизни — впасть в состояние кайфа) удивляться не приходится: воспитывала её отнюдь не Возлюбленная, а «маруха». Вывод поразительный: несмотря на лестные самооценки своих взаимоотношений с дочерью, «В». её до встречи с П. не любила! Вернее, «любила», но в некрофилическом смысле этого слова!

Именно такое обычное к себе отношение дочь В. и называет «любовью», а состояние транса — «счастьем», к которому и стремится. Пребывание «В». в Центре коренным образом её не изменило, но ненависть к дочери уменьшилась, поскольку некрофилические импульсы она частично рассеивала на товарках-целительницах и возлюбленном экстрасенсе, что дочь «В». восприняла как незначительное уменьшение счастья (см. схему). А вот кардинальное изменение «В». после ухода брата, молитвы о половинке, встречи с П. и превращение в В. лишило дочку, внучку и племянницу алкашей пьянящего некрополя. Что дочка «В». и расценила как состояние особенного несчастья. Результат один, хотя механизмы разные: при брате, в Центре, мать давала меньше «счастья» из-за рассеивания некроимпульсов, а без брата, но с П. лишила «счастья» из-за своего внутреннего преобразования.

На схеме заметно, что внешние последствия появления или ухода Сергея проявлялись не сразу, и это настолько естественно, что иначе быть не может. Однако это изменение поступков, но не состояния души. Если В. с П. поссорилась, так сказать, «официально» только через две недели после возвращения брата домой, то разлад начался немедленно! Проявилось это, естественно, в постели. Всё было, казалось бы, тем же самым: разговоры, улыбки, стиль одежды… Но клиториальная и вагинальная возбудимость у В. настолько редуцировалась, что её оргазм превратился, по ощущениям П., в откровенную профанацию. Более того! После «оргазма» она стала распластываться как бы в изнеможении удовлетворения, в точности так же, как актрисы, изображающие удачный сеанс страсти. Но актрисы ничего иного попросту не умеют, потому что, будучи некрофилками, способны только на некрофилический сценарий и не только на сцене, но и в жизни. Но В.-то чего вдруг ухнула в такой сценарий?

(Характерно, что В., вернее это была уже «В»., даже не заметила, что произошло изменение её поведения в постели!! Всё, с её точки зрения, было, как и прежде. Изменившееся в постели поведение было игрой, но не подражанием, а acting out неудовлетворённых потребностей её нового состояния души. Не решив на уровне тела мировоззрения (или духа) некие нравственные проблемы, она допустила порабощение себя некрополем брата, в результате чего главным ощущением души стали неуверенность и страх. Единственное решение проблемы страха для некрофилов — забыться. Мужчины в таких случаях чаще напиваются, реже влюбляются. Женщины пьют реже, но только потому, что в силу большей чувствительности могут забываться во влюблениях. Вариант — вступают в секту (гарем) с любым вероучением. (Обратите внимание: чем секта более авторитарна, тем большее в ней отношение количества женщин к количеству мужчин.) Если забыться (умертвиться) невозможно (как рядом с П.), то некоторое «облегчение» можно получить за счёт имитации. Это всем известный приём: если плохо, состояние угнетённое, то надо заставить себя искусственно улыбнуться и распрямиться, то есть принять позу довольного человека, и, действительно, лучше становится даже на уровне ощущений. Так же и в постели, в случае реализации некрофилического сценария. Если принять позу изнеможения, то наступит некое забытьё, кайф, трупность. Как бы перенесение в общество некрофила. Однако имитация есть имитация, поэтому принадлежащая брату «В». не в состоянии получить от П. ни удовольствия биофилического (из-за себя), ни некрофилического (из-за него). При таком состоянии души и при нерезультативности постельных взаимоотношений не разорвать с П. отношений она не могла. Что и произошло при обстоятельствах, тоже весьма характерных: он, обеспокоенный невиданными прежде у неё симптомами, предложил заняться психокатарсисом, но она не только ничего в себе не увидела, и, соответственно, не избавилась, но буквально через несколько минут стала агрессивна и обвинила П. в том, что он хочет её убить!!! Истерика. Впрочем, вполне обоснованная: для любого некрофила психокатарсис есть его отрицание, его как бы смерть. Это также смерть реплики, отпечатавшейся в естестве В. Её слова показывают, что в данном случае она себя полностью отождествила со своей репликой.

Дальше — больше. Ещё через две недели безуспешных попыток П. спокойно происходящее обсудить, он предложил ей самой объяснить, почему она стала, по всеобщей оценке, так ужасно и истощённо выглядеть, хотя в то время пока она была с ним, все общие знакомые говорили, что приятно смотреть на её улыбающееся, пышущее здоровьем лицо. «В». объяснила это следующим образом: все находятся под гипнозом П., поэтому, когда она была с ним, то была несчастлива, их же друзьям лишь казалось, что ей хорошо; а вот теперь она, наконец, стала счастлива, а то, что она внешне кажется истощённой, то это всем только кажется, потому что все под его, П., гипнозом. Конечно, можно вздохнуть и сказать: ну вот, знакомая история — женщине долго-долго объясняли и женщина всё поняла, обычное, в сущности, дело. Да, что и говорить, интеллект у «В». стал типичным для женщины из комбинации «некрофил — жухлая».

То, что она стала именно прежней, как до переключения брата на другой живой организм, следует, хотя бы, из того, что «счастье» для неё стало желанно в точности то же, что и для воспитанной ею дочери — забытьё, безмыслие, анальность. Смерть — счастье? Но ведь была же она когда-то Возлюбленной!! Великолепной собеседницей! А какой любовницей!)

Противилась ли В. до встречи с П. домашнему «наезднику»? Безусловно. Об этом говорит сам факт её встречи с П. А до встречи — молитва. Но молитва была непосредственно перед встречей, а ещё прежде?

И ещё: как ввиду выявленной сущности характера — соответственно, влияния Сергея — можно по новому интерпретировать этапы её с братом взаимоотношений?

Итак, период первого брака Сергея. Для подсознания В. отсутствие дома давящего брата с инверсированными поступками — облегчение, новое ощущение, которое нравится. Возвращение его домой, видимо, даже при его инверсированном поведении ознаменовалось появлением защитных грубовато-хриплых в её голосе интонаций, мазохистских на лбу складок и истощённого выражения лица. Но В. хотелось начать дышать вновь. Для женщин кратчайший путь — тот, по которому она уже ходила — или её провели. Женщина не воспользуется чужим понятийно-цифровым советом, чтобы пойти иной, более короткой дорогой, но пойдёт известной, в соответствии с ассоциативной логикой, единственной дорогой. Итак, В. подсознательно «знала», что избавление от «наездника» возможно единственным путём — удалением его из дома, т. е. женитьбой. На языке рабоче-барачной культуры рационализация должна звучать приблизительно так: моё счастье — в счастье брата. И В. развивает бурную деятельность — сводит, расхваливает претендентку, оправдывает некоторые Олины эротические художества и т. п. Нет-нет, никакие зловредные козни не строились; в той системе мировосприятия, в которой ей позволяли пребывать мать с братом, семья Оли ей действительно понравилась. (Рационализация: побывала у них дома, и вижу, что, хотя зарабатывают много, дома просто, мебель обшарпанная, даже как бы грязненькая. Вот я и решила, что не выставляются, хорошие, достойные уважения люди. Это уж когда брат у них появился, они вдруг все как взбесились: стали покупать, покупать, да подороже, да всё импортное…)