О камнях и судьбах - Алексей Михайлович Рутенбург

нам исполнилось по шестнадцать, и у меня внутри всё начало пылать к ней. Я думал, что без неё просто не смогу больше жить. Чувствовал боль в груди и как меня переполняли эмоции каждый раз, когда мы были рядом. В один вечер я осмелился признаться ей в своих чувствах, но она тогда ничего не сказала. Первый поцелуй был прекрасен. Я ощущал, как природные инстинкты заставляют меня всё делать правильно, единственное, что меня смутило это солёный привкус слёз. Это я плакал от счастья или она от чего-то другого…, – Кагосима замолчал и уставился в одну точку. Он вновь переживал целое цунами былых переживаний, целый ураган тех эмоций.

– Продолжай, я всё-таки доктор, но куда важнее, что я – твой друг, – успокаивал Тацуми своего собеседника. А у Кагосимы предательски потекли по щекам слёзы.

– Мне было семнадцать, – вдохнул рассказчик. – У нас с ней ничего не было, а она забеременела. Вот и конец, – тяжело с паузами проговорил Кагосима. – Я тогда месяц по отелям для влюблённых с проститутками ходил и впервые напился. В какой-то момент чуть не покончил жизнь самоубийством. Уехал, чтобы всё начать сначала, но от себя убежать так и не смог. Сколько лет прошло, а сейчас всё снова навалилось на меня, и я не знаю – что мне делать.

– Ты хотел начать всё с чистого листа, так начни. Пригласи новую знакомую на свидание. Пройди с ней счастливую реабилитацию от своей несчастливой трагедии. Да, если мы будем копаться в прошлом людей, то везде отыщем такие страсти, что ужаснуться можно будет. Все в молодости (в ранней, скажем так, потому что я даже сейчас не считаю себя старым, а мне почти тридцать) совершили множество неприятных дел. Или с ними произошли очень неприятные события. Человек очень неразборчив в выборе багажа, он старается сохранить с собой всё и ещё называет это жизненным опытом. Опыт – это усвоенный и отпущенный урок, а не сумка камней за плечом и вечная картина страданий хлеще «Бурлаков на Волге».

Кагосима удивлённо посмотрел на доктора.

– Так что же – жить дальше, словно ничего не было?

– Нет, жить, несмотря на то, что было. И ни в коем случае не позволять тому, что было отравлять твою нынешнюю жизнь. Не только у кошки девять жизней, человек тоже имеет право начать всё с чистого листа. Вот и займись этим.

– Вот и займусь! – Как-то воодушевлённо крикнул Кагосима.

– К чёрту камни! – Крикнул Тацуми.

– К чёрту камни! – Подхватил Кагосима.

– К чёрту стены! – Продолжал доктор.

– К чёрту стены! – Разошёлся медицинский работник.

– Ради жизни!

– Ради жизни!

14.04.2022

Кто, если не мы

Что всё это значит? Взгляд в глаза человеку, которому необходима помощь. Молчаливая просьба, мольба, но такое странное чувство, будто бы он знает, что что-то должно произойти и заведомо никого ни в чём не обвиняет. Глаза почти уснувшего, уже не страдающего и ни о чём не переживающего человека. Тихий крик: «Не бойся, ты не виновен!»

Тацуми задрожал, его не трясло, руки подчинялись голове, зуд проник под кожу. Прямо в черепную коробку. Музыка осциллографа слегка успокаивала и убаюкивала присутствующих в операционной. Кагосима, как всегда, был ответственным за музыкальное сопровождение, но доктор слышал только высокое механическое прерывающееся пищание. Его что-то тревожило. Сегодня не было лёгкости, только какая-то тяжесть внутри него, а из головы не выходит тот взгляд. Может, это всего лишь последствие ночного дежурства?

Прерывающийся звук заставляет держать себя под контролем. Концентрироваться, откидывать лишние мысли и чётко, правильно выполнять свою работу. Но что происходит с сознанием, когда на всю операционную звучит другой звук? Пронзительный, долгий, тревожный, отравляющий твоё существование. Всю жизнь бы не слышать его. Приборы сигнализируют, что что-то не так. И уже абсолютно каждый занят спасением жизни, ведь для этого они там и находятся.

И не играет музыка Баха, как и других великих композиторов. Сейчас звучит симфония покидающей человека жизни, а весь медицинский персонал старается поймать её за хвост и вернуть в тело на операционном столе. Он, человек на столе, казалось, был умнее их всех. Он словно знал, что всё так и будет. Всё так и должно быть, он пытался ему сказать…

И уже всё кончено и бесполезно, но товарищи в масках, халатах не желают опускать руки, и продолжают бороться. Вот оно – эмоциональное дно, полное опустошение. Всё это испытал Тацуми Хэйдо. Душ из холодного пота по всему телу. Слабость внутри, жжение в кончиках пальцев. Тяжелое гудение в голове.

А после собрать себя по частицам, словно разбитую фарфоровую чашу, чтобы со всего маху разбиться вновь. Тяжёлые шаги, потеря в пространстве. Подойти к ожидающим чуда людям, убрать руки в карманы, чтобы там незаметно для всех сжать их в кулаки и почувствовать, как ногти впиваются в ладони до крови. Шаг замедляется. «Они же ничего не знают. Они ещё верят и надеются, что всё будет…. Но ничего уже не может быть».

Вдохнуть полной грудью, не стоит лишний раз моргать, иначе сам закроешь глаза и уже будешь не в силах их разжать. Представиться и, ощущая груз, считая себя виновным, прятать страшные слова за термины, что понятны немногим. Конечно, они ничего не понимают, но чувствуют, что что-то не так. Потом слёзы, а ты стоишь и глазами аккуратно смотришь по сторонам, словно ищешь укрытие. Лучше бы оскорбили, но нет. Только слёзы, а ты остаёшься наедине со своей совестью перед скорбящими людьми.

***

Йоко в приподнятом настроение пришла на работу, но все были молчаливы, зажаты, закрыты. Лица Мамоко и Кагосимы как античные маски. Никаких эмоций. В них вообще ничего. Старшая медсестра что-то считает и пишет. Кагосима вообще скрылся с глаз долой. «Наверное, так на них влияет осень», – подумала маленькая хрупкая Йоко.

– Мамоко, а я принесла с собой вкусных пирожных. Попьём сегодня чай с ними? – Попыталась поделиться своим позитивом молодая медсестра.

– Позже, дорогая. Иди, занимайся работой, – устало ответила женщина.

– Конечно, я поняла, – девушка осознала, что сейчас не до смеха.

И всё вроде бы пошло своим чередом. «Мамоко сейчас лучше не трогать. Она какая-то серьёзная». Мимо пробегал Кагосима.

– Постой, – попросила Йоко и подошла к нему. – Слушай, а Тацуми уже пришёл?

«Да, что происходит? И этот махнул рукой и дальше куда-то поспешил. Даже не поздоровался».

Девушка больше часа варилась в собственных мыслях. Наконец, когда у неё выдалась свободная минутка, она осмелилась подойти к старшей медсестре и спросить напрямую, что происходит. К