Народная история психоанализа - Флоран Габаррон-Гарсия

этого принципа приходится на тот поворотный момент, за которым начинается общественное варварство. Прогрессивные движения в Западной Европе не могут удержаться, практически повсюду утверждается антисемитизм. Фрейд «более не питает большой надежды на будущее». Попытка революционной России, в которую он верил и одна из целей которой состояла во внедрении нерелигиозного воспитания, под которым он сам подписался, закончилась, задохнувшись в авторитарном насилии. Фрейд, похоже, буквально руководствуется следующим заявлением, высказанным в Будущем одной иллюзии: «Если она [попытка] окажется неудовлетворительной, то я готов отречься от реформы и вернуться к более раннему, чисто описательному суждению: человек – это существо со слабым интеллектом, обуреваемое влечениями-желаниями»[164]. Именно в этом контексте нужно понимать отсылку Фрейда к максиме Гоббса (Homo homini lupus) и его решение в пользу тезиса, согласно которому социальные проблемы и сопряженное с ними насилие являются прежде всего фактом психической структуры людей с характерной, якобы «агрессивной наклонностью». Фрейд, в ту пору больной [165] и разочаровавшийся в жизни человек, уступает геополитической ситуации своего времени: «Каждый из нас приходит к тому, чтобы отказаться от ожиданий, которые в юности мы связывали с окружающими, сочтя их иллюзиями, и может почувствовать, насколько жизнь делается мучительнее и тяжелее из-за их недоброжелательства»[166]. Открыто заявленный Фрейдом пессимизм окрашивается в краски ностальгии и утраты иллюзий. Кульминация, которой он достигает, должна поэтому быть вписана в этот исторический период [167]. Не признавать этих обстоятельств – значит неверно интерпретировать Неудовлетворенность культурой и ее место в творчестве Фрейда [168], а также в истории психоанализа как дисциплины, ведь этот поворот символически размечает как фрейдовскую теорию, так и психоаналитические практики на время до и после. Действительно, в 1920-х этот теоретический пессимизм не мог бы возникнуть из той полноты и плодотворности, что была достигнута тогда психоанализом. Момент, когда он был заявлен Фрейдом в 1930 году, отмечает также начало медленного упадка психоаналитического движения, которому он сам в определенном смысле поспособствует. Это не только момент утраты иллюзий, соразмерный величине былых надежд и вложенной энергии, – с него же начинается иной исторический период психоанализа, который мало-помалу приведет к катастрофе. Новый взгляд на политику, который называют «реалистическим», хотя на самом деле он целиком и полностью стоит на разочаровании, следует соотнести с практиками – выстроенными Эрнестом Джонсом с целью «спасения» дисциплины, – каковые Фрейд в скором времени поддержит.

Эрнест Джонс, «спаситель» психоанализа

Джонс, уэльский психиатр и психоаналитик, – представитель англосаксонского психоанализа в Международной психоаналитической ассоциации. В 1911 году он основал Американскую психоаналитическую ассоциацию, а в 1919-м – Британское общество психоанализа. Также он известен своей биографией Фрейда (она представляет собой, скорее, агиографию) под названием Жизнь и творения Фрейда [169], в которой он изложил свою версию истории психоаналитического движения и которая всё еще пользуется определенным авторитетом во многих психоаналитических кругах. Джонс, не слишком жаловавший фрейдистов-леваков, намеревается, воспользовавшись крахом революционного движения на Старом континенте, пересмотреть связку психоанализа с политикой и переориентировать его на более «разумный» подход, то есть на либерализм или буржуазный парламентаризм, ставший нормой в англосаксонских странах. Когда из-за воцарения фашизма положение континентального психоанализа грозит обернуться катастрофой – в тех самых странах, где еще совсем недавно можно было наблюдать его поразительное развитие, – вырисовывается новая стратегия: теперь задача в том, чтобы переместить центр тяжести психоанализа на англосаксонское направление и заставить психоанализ вести себя поскромнее, особенно в Германии и Австрии, чтобы его «сохранить». Фрейд, разойдясь со мнением большинства своих коллег, решает поддержать идею о том, что «существование психоанализа, воплощенного в организации, должно продолжиться в той же форме и в Третьем рейхе»[170]. Джонс становится зачинщиком этой политики «спасения».

Эта новая ориентация влечет ряд последствий. Прежде всего, понадобится «устранить» аналитиков, которые слишком громко заявляют о своем левачестве. И это особенно относится к Райху, который в начале 1930-х годов приобрел немалую известность благодаря своему общению с массами и своим публикациям. Немецкая и австрийская публика слышит в нем голос нового, быстро развивающегося психоанализа. Также он известен тем, что стал мишенью для нацистов, которых он, впрочем, открыто критикует. Следовательно, отныне Райх представляет собой угрозу для психоанализа как дисциплины и для его выживания. Однако, вопреки той версии истории, которая была поддержана Джонсом, случай Райха – не единственный, поскольку в ту пору большинство аналитиков открыто придерживались левацких взглядов. Тайное исключение Райха из Международной психоаналитической ассоциации летом 1933 года прозвучит официальным похоронным набатом для политической ангажированности всех аналитиков, и в то же время оно объявляет о грядущей расовой зачистке берлинского института – вскоре из него исключат всех евреев. Конечно, как говорит Джонс, их скорее «попросили выйти». Видные представители психоанализа 1920-х (в большинстве своем евреи и леваки) в конечном счете будут вынуждены эмигрировать – Эйтингтон, Фенихель, Зиммель и многие другие.

Это двойное движение исключения осуществляется под прикрытием одного и того же аргумента – аргумента об «аполитичности» психоанализа. Джонс, в этот период председатель Ассоциации, превращает этот аргумент в основополагающее и незыблемое правило психоанализа как дисциплины. И, как мы уже сказали, в этот период эта тема получает беспримерное развитие. В 1929–1933 годах ей посвящается не менее пяти текстов, в том числе текст Фрейда 1933 года О мировоззрении [171]. Создавая видимость ученого обсуждения, этот текст в действительности включает в себя серьезные политические ставки, определяющие судьбу психоанализа как практики. В то именно время, когда нацизм неумолимо движется к полному господству, Фрейд в этом тексте заново утверждает идею нейтрального психоанализа.

Что нацизм сделал с психоанализом: отъезд Эйтингтона

Через месяц после захвата власти Гитлером Макс Эйтингтон, директор Психоаналитического института в Берлине, начинает тревожиться. Эйтингтон, являясь основателем и основным спонсором института, с которым он себя (с полным правом) отождествляет, в 1930 году был назван Эрнестом Джонсом «сердцем всего международного психоаналитического движения». Но, будучи польским евреем, не имеет немецкого гражданства. Главное же, он не согласен с новой политической ориентацией, выбранной психоанализом. С его точки зрения, любая мысль о приспособлении психоанализа или института к нацизму является абсурдной. В опасных политических обстоятельствах, которые к тому моменту стали понятны, никто не может претендовать на то, чтобы заменить главу Института, не предав при этом его дух. Эйтингтон заявляет это вполне определенно: он уедет, если только его к этому вынудят силой. Кроме того, у него пока нет никакой официальной директивы по этому вопросу – если она поступит, Институт, считает Эйтингтон, нужно будет просто закрыть. Он видит в себе последний оплот, сдерживающий варварство,