Танцующие с тенью - Дэвид Ричо

пробуждения. Пока мы заполняем себя ярлыками эго, желаниями и страхами, мы не замечаем своей Самости, как замечал ее Будда. Гаутама сидел под фиговым деревом Бодхи в безмолвной медитации, прислушиваясь к своему дыханию и сосредоточившись на ускользающих промежутках между сюжетными линиями в его голове. Иными словами, он пребывал в состоянии майндфулнес, отпуская все привязанности эго, насквозь видя каждый его обман, каждую уловку. И вот однажды Будда безмятежно и радостно пробудился для всего того, что всегда было в нем: для чистой любви, мудрости и исцеления в душевной Самости его и мира. Прежде на пути к этому стояли привязанности, страхи и нечестные приемы эго. Вот в чем заключается просветление, природа Будды.

Будда — это сознание не «там и тогда», а «здесь и сейчас». Будда, просветление, — это сознание, которое Гаутама выразил лично в истории. Ныне оно уже трансисторично для любого, кто его постиг. Об этом говорится в стихотворении дзен-мудреца Хакуина, которое часто характеризуют как рык льва, потому что оно будит спящие (бессознательные) джунгли: «Все сущее изначально Будда: само это тело: да, Будда, сам этот момент: да, вечность, само это место: да, лотосовый рай». (Буддизм, какой колоссальный вклад в самопознание человечества!)

В даосской традиции рык льва приравнивают к голосу бесстрашного человека. Только в свободе от рабства страха и желаний эго приходит нерасторжимое единство Будды и нас. В буддизме истинная Самость включает в себя мир, в котором мы живем, так же как настоящее включает в себя прошлое и будущее. Вот почему Самость — это душа мира.

Как мы можем быть единым целым с буддами? Их просветленная практика постоянно продолжается по всему миру, для всех живых существ и с каждым из них. Мы все участвуем в этой практике — как благодаря посвященности будд, так и собственными детскими шагами. С момента, когда мы впервые становимся на Путь, и до момента, когда мы достигаем просветления, и в практике, и в постижении участвуют все просветленные существа и мы сами. Работа, описанная в этой книге, призвана приобщить нас к практике просветления Будды и приобщить Будду к нашей практике, в результате чего становится очевидно, что мы — единое целое. Внимательные читатели этой книги и те, кто честно выполняет описанную в ней работу, наверняка уже заметили, что они в этой практике не одиноки. Вокруг дерева, под которым мы сидим, собралось множество святых и бодхисатв.

Буддизм и западная психология смотрят на функциональное эго одинаково. Оба видят смысл отдельного «я» (эго) не как нечто врожденное и автономное, а как то, что эволюционирует из наших отношений с другими людьми. То, что мы называем своим «я» (эго), — это постоянно пересобираемый, временный и зачастую вымышленный набор внутренних образов, созданных в результате наших столкновений с миром. Подобно материи, твердым выглядит в основном пространство. Наш линейный разум обманывает нас, заставляя считать эго стабильным, неизменным и непрерывным. Это иллюзорное самоощущение является главной темой как буддизма, так и западной психологии. Фрейдизм изучал опасность отсутствия стабильного самоощущения. Буддизм озабочен проблемой увековечивания ощущения отдельного «я» как глубочайшего источника страданий, в конечном счете тщетных и ведущих к самопоражению. Но даже на мгновение усомниться в этой раздельности — это уже освобождение. Мы так близки!

Судя по всему, наша жизнь состоит из трех в равной мере полноправных стадий. Сначала мы делаем так, чтобы события происходили. Затем мы позволяем им случаться. На третьей стадии, подобной дзену, мы позволяем им случаться либо не случаться. Обычно нам чрезвычайно трудно переходить на следующую стадию: очень уж не хочется от чего-то отказываться. Например, мы отчаянно пытаемся сохранить контроль над своими детьми, когда они вырастают. Мы не вознаграждаем себя (или их) даром позволения поступать по-своему. Наше тело/психика говорит: «Пусть это произойдет!» Но наше эго/тень заявляет: «Да будь я проклят, если позволю им совершить эту ошибку!» Но дети все равно отказываются нас слушать и делают все по-своему, к лучшему или к худшему. Тут просматривается забавная симметрия: мы начинаем отказываться, только когда наша способность добиваться своего сокращается.

Одно из преимуществ сильного эго в том, что его обладатель получает желаемое. Мы отказываемся от желаемого только тогда, когда это уже не имеет значения. В противном случае мы подобны хищной птице, которая цепко держит рыбу в своих когтях, хотя та тянет все дальше и дальше под воду, пока птица не тонет. Потрясающий образ самопоражения, неизменно ожидающего эго в его стремлении победить любой ценой! «Разве можно сражаться с драконом, если он тебя уже съел?» — спрашивает Юнг.

Проблема тут не в «я» или «не-я» как таковых, а в нужном порядке их стадий. Нам необходимо сформировать эго и здоровое самоуважение. (То, что мы называем самоуважением, — это эгоуважение, ибо архетипическая Самость, существующая всегда и уже бесконечная и совершенная, в нем не нуждается.) В своей духовной практике мы, конечно же, отказываемся не от здорового эго. Нашей мишенью является невротическое эго с его привязанностью к иллюзиям, к привычному страху и присваиванию. Главная цель — не растворение, не размытие чего-то ценного и настоящего, а признание сущностной нереальности, которую мы назвали своей идентичностью. Наша работа заключается в демонтаже своего рода потемкинской деревни. Только после того, как будут снесены картонные конструкции, может открыться бескрайний простор оси здорового эго и Самости.

Далай-лама говорит: «Этого на вид прочного, вещественного, независимого, самоустанавливающегося “я”, появляющегося по собственной воле, на самом деле вовсе не существует». «Я» как эго — это просто акт указания и проецирования. Нет никакой реальности, которая подтверждала бы его. В сущности, даже внешние объекты не обладают реальностью, соответствующей их названию. Дом тоже является продуктом указующего разума, так как это всего лишь набор стройматериалов, собранных в единую конструкцию. Дом, стоящий передо мной, на самом деле во мне. Его объединяющая реальность зависит от определенной формы, а в конечном счете — только от имени, поскольку мы сами себе даем имена. Независимое существование — это всего лишь наше предположение. Если бы наше эго было самоустанавливающимся, если бы в нем была сила существовать независимо ни от чего, оно было бы реальным. Стихотворение Ван Чанлина предполагает, что просветление случается только там, куда никто не ходит.

В то же время в условном, временном и удобном смысле идентичность действительно реальна. Мы существуем, но только как взаимозависимое возникающее и исчезающее. Если бы независимое внутреннее эго/«я» существовало, существовало бы и нечто постоянное и неизменное, на чем мы могли бы фиксировать свою привязанность. Тогда у нас не было бы никакого шанса на освобождение от болезненной привязанности к