У жизни свой план. Самоподдержка в периоды тревоги и перемен - Екатерина Латушкина

10. Терапия и знание себя.

Рефлексия, называние эмоций, понимание их происхождения и просто возможность поныть у психолога — без этого я бы не справилась.

11. Запись мыслей и чувств.

Я записывала то, что не могла никому рассказать. Фиксировала свои переживания, перед тем как поговорить. Это помогало привести в порядок хаотичные мысли и эмоции.

12. Ценности.

В самые мрачные моменты я вспоминала про ценности. Сила духа. Сила любви. Развитие. Остаться в депрессивном тумане и жалеть себя — значит не следовать своим ценностям. Встать и идти, как бы ни было тяжело, — единственный способ проверить их на прочность.

13. Реализм.

Когда мне хватало сил на то, чтобы встать и пойти, я делала ровно столько, сколько могла в тот момент, не больше. Я не критиковала себя за это, понимая, что сейчас такой период, он закончится.

14. Поддержка друзей.

Если есть настрой справиться, то поддержка — это всегда сильнейшая вещь. О том, как непросто мне было признать ее необходимость, — следующая глава.

В периоды кризиса хочется, чтобы какой-то один способ (терапия, разговор, поездка, книга) всё исправил за раз. Но так не бывает — не существует одного чудодейственного метода. Даже терапия, при всей ее необходимости в такие моменты, — не панацея.

Небольшие повседневные шаги, поддержка и время — вот необходимые, такие скучные, но такие работающие, надежные товарищи.

Глава 8. А что же с этим делать, или Целительная сила сочувствия

В этой главе мы поговорим о том, как формируются психологические защиты и проявляются черты, которые принято связывать с нарциссическим типом характера — не в патологическом смысле, а имея в виду те особенности, которые в той или иной степени есть у каждого.

Современные подходы психотерапии и обновленная МКБ-11 стремятся уйти от стигматизирующих ярлыков и оценочных формулировок — и не потому, что эти черты исчезли, а чтобы работать с человеком, а не с ярлыком. Вместо описаний в духе «нарцисс», «абьюзер», «жертва» внимание уделяется тому, что стоит за поведением человека: защитам, боли, дефициту, неумению поступать иначе.

Однако медицинские термины проникли в народное творчество, соцсети упростили их смысл, стерли нюансы. Мне кажется важным спокойно разобраться, что на самом деле стоит за терминологией.

Кроме того, мы посмотрим, как можно исцелить наши раненые части, и сделаем шаг в эту сторону.

«Мне очень тяжело»

Когда работаешь психологом, отчетливо видишь, как часто люди не замечают своей силы. Очень многим кажется: всё, что они делают, — нечто само собой разумеющееся, «каждый так может».

Мы сравниваем себя с неким недостижимым идеалом, который придумали сами или который нам навязала культура, и порой даже не задаемся вопросом о собственной стартовой точке. А психотерапевты знают, что находится эта точка где-то в районе формирования внутренних механизмов защиты, которые когда-то помогли справиться с реальностью. С такой реальностью, которую не хотелось ни видеть, ни слышать. В которой хотелось не быть.

Лично меня очень пугали крики родителей при ссорах. Для кого-то из моих клиентов серьезной угрозой безопасности было то, что их били в детстве, сильно ругали или наказывали молчанием. Кого-то в раннем возрасте положили в больницу без мамы. Кто-то был свидетелем, как папа бьет маму. Бывает и так, что событие не представляет реальной угрозы, но детская психика, не понимая, что происходит, обрабатывает происходящее как опасность.

Из теории привязанности Джона Боулби мы знаем, что недостаток тепла, любви, внимания, как и гиперопека, могут стать той самой точкой, обуславливающей дальнейшее взаимодействие с миром. А поскольку ребенок чаще всего не в состоянии объяснить себе, что произошло и как это прожить, детский мозг прибегает к такой хитрой защите, которая там и тогда является необходимостью, а потом приносит в жизнь много сложностей.

Пугающий инцидент или холодность родителя, будучи ненормальными событиями для нормального ребенка, могут не попасть в эксплицитную, понятную нам словесную память и не стать частью нашей внутренней автобиографии. Однако они продолжают существовать в имплицитной памяти[28] в виде телесных и эмоциональных реакций, фрагментов неясных образов. Эти эмоциональные паттерны вызывают сильное напряжение, тревогу, приступы «из ниоткуда накатившей» печали, сильного беспокойства, ощущения «что-то не так».

Такие реакции могут казаться и вовсе беспричинными, порой какая-то мелочь выбивает нас из колеи. Например, коллега «как-то не так» посмотрел, а человеку кажется, что он сам сделал что-то не так, и теперь переживает, гадая, что же за этим может стоять. Часто за этим кроется старая (иногда даже пятидесятилетней давности) боль, которая не была пережита в моменте и теперь продолжает влиять на всю внутреннюю систему.

Чтобы справиться с такой перегрузкой, психика формирует «защитников»[29] — это такие внутренние части, которые берут на себя функции контроля, подавления, отвлечения или «аварийного спасения» от контакта с болью. Так формируется наша адаптация — некоторая субличность, которая, зная, что с внутренней системой что-то неладно, продолжает нормальную жизнь. Именно поэтому у многих взрослых и, казалось бы, успешных людей порой появляется странное чувство, будто они притворяются. Словно существует настоящий «я», страдающий от депрессии, или злящийся, или завидующий, а та маска, которую я показываю другим, — это что-то фальшивое.

Речь здесь о множественности психики, где разные состояния олицетворяются разными частями. В случае благополучных условий развития человека (любовь взрослых к ребенку и четкие объяснения, что можно, а что нельзя) части взаимодействуют дружелюбно и слаженно. Но если появляется травмирующий опыт, части могут выраженно и жестко конфликтовать друг с другом.

Термин «защитные механизмы» берет свое начало еще со времен психоанализа Фрейда, но у меня нет цели углубляться в историю психологии и тонкости понятий. Важно другое: как бы мы их ни называли (субличности, эго-состояния, паттерны поведения), все они служат одной цели — помогают нам выживать[30].

Я использую метафору частей Ричарда Шварца. Во-первых, потому, что сейчас прохожу личную терапию с этим подходом и весьма впечатлена результатом. Я много читаю об IFS, обсуждаю эту методику с коллегами в книжном клубе и детально погружаюсь в ее изучение. Во-вторых, это простая, живая система, которая точно отражает суть: внутри нас действительно будто живут разные «я» с разными ролями.

Приведу примеры распространенных функций защитников из книги «Внутренние семейные системы» Ф. Андерсона, М. Суизи и Р. Шварца. Эти описания наверняка покажутся вам знакомыми. Перечислю тех защитников, которые не признают слабости или играют с ними заодно.

Внутренние критики часто беспощадно ведут нас к изматывающему самосовершенствованию.

Внешние критики осуждают всё и всех, кто