Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

часы. Я не торгуюсь за оплату. Я просто делаю. Потому что если я нужен — у меня есть смысл. Но если ты не ценишь — я не скажу. Я просто буду страдать. И ждать, что ты сам догадаешься. А ты не догадаешься. Потому что я слишком хорошо прячусь. Я умею быть надёжным. Я умею быть заботливым. Я умею чувствовать, когда тебе плохо, — даже если ты молчишь. Я умею отдавать. Быть рядом. Понимать. Поддерживать. Но иногда я делаю это, потому что не знаю, как иначе выжить. Потому что если я не нужен — я исчезаю. Я не лидер в классическом смысле. Я не веду за собой. Но я держу пространство. Я делаю так, чтобы команда чувствовала себя важной. Чтобы каждый был замечен. Чтобы никто не ушёл раненым. Я забываю про себя, чтобы другие могли быть. Я не делаю это из слабости. Я делаю это из любви. Из верности. Из страха. Из всего сразу. Я очень боюсь разочаровать. Меня парализует мысль, что я кого-то подвёл. Что я не справился. Что я сделал недостаточно. Я могу тысячу раз пересматривать один и тот же поступок, один и тот же разговор, и искать, где я был плох. Я не верю в свою компетентность. Но я делаю. Я стараюсь. До последнего. Даже если не верю. Я не умею быть в деньгах. Я боюсь просить. Я боюсь назначать цену. Я боюсь, что ты подумаешь, что я меркантильный. Что я эгоистичный. Поэтому я отдам, даже если не могу. А потом буду злиться на себя. На тебя. На всех. А скажу, как обычно: «всё хорошо». Для меня деньги — это не энергия. Это не цель. Это не игра. Это способ доказать себе, что я чего-то стою. Что я могу. Что я достоин. Но я никогда не скажу этого вслух. Я просто сделаю свою часть. А потом подожду, что ты сам это заметишь.

Я не прошу любви. Но я всё время надеюсь, что она есть. Что она будет. Что ты не уйдёшь. Что ты не забудешь. Что ты не скажешь «слишком чувствительно», «слишком много», «слишком тяжело». Потому что я правда стараюсь быть лёгким. Правда. Просто не получается. Если ты видишь во мне слабость — посмотри внимательнее. За ней — огромная сила. Сила терпеть. Сила ждать. Сила быть рядом, даже когда больно. Сила не сломаться. Сила продолжать. Сила заботиться — даже когда о тебе не заботятся. Я не прошу, чтобы ты меня спасал. Я просто хочу, чтобы ты не делал вид, что меня нет. Я — это то, что я могу от тебя получить. Иногда это всё, что у меня есть. Но я учусь быть тем, кто может брать. Без вины. Без страха. Без ощущения, что это ошибка. Я учусь быть. Без оправданий. Без исчезновения. Без боли. Просто быть. И если ты меня видишь — останься. Это письмо — мой шаг навстречу. Не к тебе. К себе.

Истерическая структура как ресурс: сцена, энергия, живое присутствие

У истерической структуры плохая репутация. В ней часто видят хаос, поверхностность, избыточность. Громкость, требовательность, драму. Но если развернуть этот взгляд — открыть не то, что мешает, а то, что движет, — станет видно: это не шум. Это сцена. И сцена не для игры. А для контакта. Для жизни. Базовая потребность истерической части — быть увиденным. Прямо. Целиком. Без задержек. Без масок, но и без разоблачений. Быть увиденным — не значит просто получить внимание. Это значит получить подтверждение, что ты есть. Что ты существуешь не только внутри, но и снаружи. Что кто-то другой отразил — и не отвернулся. Отсюда — вся энергия. Вся громкость. Весь стремительный темп.

Истерик не может жить в застывании. Он не выносит пустоты. Он живёт в моменте, и каждый момент — как дыхание. Если сцена есть — он дышит. Если сцены нет — он гаснет. Поэтому он создаёт сцены. Не ради игры. А ради жизни. Он не может долго ждать. У него короткий диапазон напряжения. Но именно это делает его молниеносным. Он первым почувствует перемену. Он первым придумает реакцию. Он первым даст форму тому, что пока не оформлено. Он не анализирует — он ловит. Он не планирует — он двигается. Да, его агрессия часто завёрнута в очарование. В обиду. В флирт. В обесценивание. Но в этой агрессии нет разрушения. В ней — страх быть забытым. Страх быть никем. Страх, что сцена закроется, и тогда не останется ничего. Истерик не разрушает. Он захватывает. Вовлекает. Он создаёт поле, в котором жизнь становится ярче. Громче. Настоящей.

В работе он не будет сидеть над графиками. Он не будет выстраивать долгосрочную архитектуру. Зато он запустит. Он заразит. Он соберёт. Он создаст атмосферу, в которой станет возможно. Его сцена — это сцена запуска. Публики. Презентации. Образа. Он может не углубляться в суть, но он откроет к ней вход. Энергично. Вдохновляюще. Ярко. Он не руководит. Он зажигает. Не контролирует. Но влияет. Не структурирует. Но даёт импульс. А значит — может быть незаменимым в роли фасилитатора, медиатора, публичного представителя, живой движущей силы.

В отношениях он тянется к близости. Но боится фиксации. Он жаждет быть рядом. Но не на поводке. Он требует внимания — но тут же боится потерять свободу. Этот внутренний конфликт делает его чувствительным, но и внимательным. Он угадывает желания. Он умеет быть зеркалом. Он тонко чувствует другого — потому что его собственная потребность быть увиденным обостряет восприятие. Он не холоден. Он перегрет. И если другой умеет быть рядом, не сжимая, не гасит, не критикует за избыточность — истерическая часть становится источником глубокой эмпатии, тепла, участия. Да, он может перегружать. Но он же умеет возвращать. Отдавать. Делиться. Его яркость не только про себя. Она и про другого — если есть сцена для двоих.

Деньги для истерика — не инструмент. А доказательство. Подтверждение ценности. Символ признания. Он не будет вести бюджет — но он создаст образ, за который будут платить. Он не будет планировать вложения — но он сделает так, что захочется инвестировать.

Истерик умеет соблазнить не только телом. Он соблазняет идеей. Образом. Он делает так, что его выбор становится желанным. Это не всегда выгодно, но часто эффективно. А если рядом будет структура — тот, кто сможет довести до конца, — он может стать лицом, движком, голосом проекта. Он создаёт волну.