Украденный фокус. Почему мы страдаем от дефицита внимания и как сосредоточиться на самом важном - Йоханн Хари

Рассказывая об этих лошадях, Николас использовал незнакомый мне термин. Он сказал, что такие лошади страдают от «подавленного видотипичного поведения». Лошади нужно кочевать, бегать и пастись. При невозможности выражать свои врожденные свойства ее поведение расстраивается и она начинает психовать: «Подавление видотипичного поведения травмирует животных настолько, что это буквально открывает ящик Пандоры. Они пытаются найти любое занятие, которое облегчит это психологическое бремя… В дикой природе лошади щиплют траву 60 % времени, поэтому неудивительно, что они находят облегчение в своего рода суррогатной пастьбе, то есть когда грызут стойло».

Николас открыто признал, что его подход дает крайне ограниченные результаты. Я спросил, решились ли проблемы того белого медведя после накачивания лекарствами. Мой собеседник ответил: «Нет. Это чистая терапия признаков. Реальная проблема в том, что этого белого медведя взяли из привычной ему среды и запихнули в зоопарк… В природных условиях белые медведи совершают долгие переходы по тундре. Они ищут лежбища тюленей, подплывают к ним и поедают. Служить экспонатом – это не жить на воле. Вот он и ходил туда-сюда, чтобы облегчить внутренние страдания от лишения свободы, прямо как заключенный в тюрьме. Все их инстинкты остаются в целости и сохранности, а возможностей использовать их нет».

В долгосрочной перспективе будет правильным закрыть зоопарки и позволить животным жить в их природной среде, считает Николас. Он рассказал мне историю про пса, который не мог ни на чем сосредоточиться и постоянно гонялся за собственным хвостом. Он жил в маленькой квартирке на Манхэттене. Потом его владельцы разошлись, и пса отправили жить на ферму, где погони за хвостом и кажущиеся проблемы с вниманием исчезли. «Всем собакам нужно бегать без поводка как минимум час ежедневно, но в США это доступно немногим домашним питомцам», – сказал Николас. Животные недовольны, и это создает проблемы.

Но что же остается делать, если воплотить этот волшебный мир сейчас невозможно, а никаких долгосрочных решений не предвидится? Мы долго говорили об этом. Я постарался объяснить Николасу, что понимаю его логику, но невольно испытываю дискомфорт в связи с ней. Своим поведением эти животные показывали, что им плохо. Конь Покер терпеть не мог стоять в стойле, а гончая Эмма не выносила одиночества, потому что лошадям нужно бегать, а собакам нужна стая. Меня беспокоило, что, заглушая сигналы животных лекарствами, Николас может подталкивать людей к мыслям о том, что можно без особых усилий взять любое живое существо, пренебречь его природой и заставить жить так, как удобно его хозяину. Мы должны слышать эти сигналы бедствия, а не глушить их.

Николас внимательно выслушал меня и в ответ рассказал о том, в каких жестоких условиях живут свиньи на агропромышленных фермах: «Я мог бы сделать их жизнь намного лучше и облегчить психологические страдания, если бы получил возможность добавлять “Прозак” в их поилки. Разве вы были бы против?» Я сказал, что он ставит меня перед выбором, которого не должно быть в принципе. Считать неприемлемое положение дел само собой разумеющимся и исходить из того, что можно лишь попытаться приспособиться к этому и смягчить ситуацию, – это пораженчество. Нужны альтернативы получше, чем эта. «Я к тому, что реальность не выбирают. Что имеем, то имеем, понимаете? Работать приходится с тем, что есть», – ответил он.

* * *

Я задался вопросом: может быть, дети, которым трудно сосредоточиться, похожи на гончую Эмму? В том смысле, что их пичкают таблетками от того, что на самом деле является проблемой окружающей среды? Как оказалось, ученые горячо спорят друг с другом по этому поводу. Мы понимаем, что резкий всплеск трудностей с вниманием у детей совпал с некоторыми другими изменениями в их образе жизни. В наши дни дети гораздо меньше гуляют на улице, проводя чуть ли не все свое время дома или в школе. Рацион питания детей претерпел существенные изменения: сейчас в нем не хватает многих питательных веществ, необходимых для развития головного мозга, и очень много сахаров и пищевкусовых добавок, негативно воздействующих на внимание. Школьное образование сконцентрировало усилия на подготовке учеников к напряженным тестам, а развитию их любознательности почти не уделяется времени. Действительно ли рост количества диагнозов СДВГ просто совпал с этими серьезными изменениями или же налицо прямая связь? Выше уже обсуждались доказательства того, что резкие перемены в рационе питания и рост загрязнения окружающей среды вызывают ухудшение внимания детей, а в следующей главе я буду говорить и о других возможных факторах.

Однако начать я хочу с человека, ставшего первопроходцем другого подхода к вопросу СДВГ у детей. На протяжении трех лет я неоднократно беседовал с Сами Тимими, одним из ведущих детских психиатров Великобритании и одним из самых заметных и беспощадных критиков общепринятого отношения к СДВГ. Сами живет и работает в Линкольне – городе с тысячелетней историей, выросшем вокруг собора. Переехав туда, он обнаружил, что среди его пациентов очень много людей, которые отнюдь не по своей вине испытывают серьезные материальные и психологические проблемы. Сами понял, что жителям Линкольна необходима действенная помощь, но с удивлением убедился в том, что люди ждут от него лишь одного: «Они думали, что психиатр – это человек, который в основном выдает рецепты на таблетки, ну и относились они ко мне, как к какой-то таблетнице». В наследство от его предшественника ему достались 27 детишек, посаженных на психостимуляторы из-за СДВГ, а местные школы настаивали, что их должно быть гораздо больше. Сами не составило бы труда просто продолжать в том же духе.

Но он взял паузу. Сами был убежден, что врачебный долг требует от него посвятить определенное время изучению жизни и окружения этих детишек. Одиннадцатилетний Майкл был одним из тех, кому предшественник Сами поставил диагноз СДВГ и назначил психостимуляторы. Мать буквально втащила мальчика в кабинет Сами, но он отказался разговаривать с врачом: просто уселся и сердито нахохлился, а мать стала жаловаться, что не понимает, как ей быть. Она рассказала, что в школе Майкла то и дело отстраняют от занятий, что он постоянно рассеян и становится агрессивнее. Майкл перебивал ее и недовольным голосом просил пойти домой.

Сами не стал ничего решать, исходя из результатов единственной встречи. Он понимал, что должен узнать побольше, и в последующие месяцы побеседовал с матерью и сыном еще несколько раз. Психиатр хотел выяснить, когда начались эти проблемы. Постепенно картина прояснилась. За два года до этого