Справедливость: решая, как поступить, ты определяешь свой путь - Райан Холидей

Это совсем не стоицизм. Мы здесь не для себя. Мы не можем смотреть, как сгорает мир. Наша задача — попытаться его спасти… а если это не удается, то хотя бы постараться не стать частью проблемы.

Изучение истории привело меня к мысли, что внутри человеческой расы существует некая темная материя. Она отличается от зла — на которое, конечно, способен каждый, — но это своего рода темная оппозиционная энергия, и она переходит от проблемы к проблеме, от эпохи к эпохе. Она коренится в корысти, самосохранении, страхе, нежелании испытывать неудобства, нежелании меняться, нежелании вмешиваться. Она проявляется тысячей способов, но если вы умеете ее распознавать, то найдете ее повсюду.

Она обнаруживалась в самые важные моменты истории. Преследование Сократа, судебная жестокость Понтия Пилата, инквизиция, Конфедерация, эксплуатация колоний, срыв Реконструкции, коллаборационизм режима Виши во Франции, люди, которые выкрикивали оскорбления и насмешки в адрес Руби Бриджес, когда та впервые шла в школу[261]. Она с нами и сегодня: утомительное противодействие со стороны вашего NIMBY-соседа[262] на заседании городского совета, травля библиотекарей за то, что они выполняют свою работу, пожимание плечами при очередном шутинге и ускорении изменений климата, потому что подобную проблему сложно решать политически, флаг с тонкой синей линией[263], перегибы в культуре отмены, предложение не вмешиваться, пока вирус опустошает и убивает.

Эта темная энергия присутствует в каждом из нас, но у нас есть и хорошие стороны. Что победит?

Мне особенно нравится наблюдение Марка Аврелия, тоже сделанное во время разрушительной пандемии. Существует два вида чумы. Одна может лишить вас жизни, но беспокоиться нужно о той, которая может разрушить ваш характер[264]. Один из самых незабываемых образов Марка — человек, плачущий над бесчисленными жертвами вируса[265] его времени… и, несомненно, также разочарованный жестокостью и безразличием тех, кого, как ему думалось, он знал, и тем, насколько сложнее оказалось поступать правильно.

Любая философия, что ожесточает вас к другим людям; философия, что бьет вниз (по тем, кто отличается, по тем, кто имеет меньше), а не вверх (подобно оппозиции стоиков к Цезарю, Нерону и Домициану); философия, что проявляет неистовство, а не любовь…

Вот чума нашего времени.

Если мне и не удалось достаточно полно осветить в своей книге какую-то тему, то это тема любви и взаимоотношений. Мне всегда казалось, что стоики недостаточно далеко зашли в увязывании дружбы и привязанности с добродетелью справедливости. Есть история, которую я хотел включить в текст о Шарле де Голле из книги «Мужество: почему смелым судьба помогает»[266], а затем и в эту книгу, но не смог найти для нее подходящего места. В 1928 году у них с женой родилась девочка Анна с синдромом Дауна — хотя на языке того времени люди называли ее гораздо менее приятными словами; трагично, что большинство семей отправляли таких детей в соответствующие учреждения. Из всего, что удалось де Голлю, из всего, что он сделал для Франции и всего света, одной из самых впечатляющих вещей мне показались его отношения с дочерью.

«Она не просила приводить ее в этот мир, — сказал он. — Мы готовы на все ради ее счастья». Но в конечном счете дело не только в том, что он сделал для нее, но и в том, что она сделала для него. Она смягчила его, раскрыла, помогла стать лучше. «Я считаю, что она сыграла огромную роль в его жизни, — говорил его близкий друг. — В Лондоне он гулял, держа ее за руку и используя это время для размышлений. Возможно, тон его суждений был бы иным, если бы они не рождались в присутствии боли».

В послесловии к книге «Умеренность: путь к свободе, мудрости и величию»[267] я писал, что натолкнулся на стену и чуть было не попросил издателя о продлении срока. При работе над нынешней книгой я и в самом деле пошел на такой шаг — но совсем по иным причинам. Я решил отложить ее завершение на год, чтобы стать лучшим отцом, мужем, начальником и человеком.

Все деятели искусства в той или иной степени эгоистичны, преданность своему ремеслу естественным образом поглощает их, подчиняя все остальное. Райт Томпсон — спортивный журналист, чьи статьи о Майкле Джордане, Тайгере Вудсе, Мухаммеде Али и Теде Уильямсе[268] я использовал во многих своих книгах, — рассказывал о цене мечтаний. Чтобы стать великим в своем деле, от человека требуется очень многое, но многое требуется и от окружающих людей. От супругов, детей, сотрудников, конкурентов, незнакомцев, с которыми они сталкиваются на улице. Цену успеха большей частью платим не мы, а те, кто нас любит, кто нас поддерживает, кто неустанно работает ради нас (и эти люди, скорее всего, не получат заслуженного признания — даже если их труд будет хорошо оплачен).

Но в итоге неважно, какую работу вы выполняете и чего добились. В конце концов, вас оценивают по тому, как вы относитесь к самым близким вам людям. Расширение круга оказалось подарком, но при этом и вызовом. Здесь всплыли вещи, с которыми более занятая и менее доступная моя версия просто не имела дела.

Я лучше понял, какой груз несли ради меня другие люди, на какие жертвы они шли ради того, чтобы я мог следовать за своей мечтой. Не могу в полной мере представить, каково это — ежедневно жить со мной, не говоря уже о том, чтобы все эти годы быть замужем за мной, но я понял, к примеру, что жене пришлось нелегко. Пытаться заглаживать вину — неприятный процесс, но если мы не сможем посмотреть в лицо собственному прошлому, собственным ошибкам, то просто продолжим их совершать.

По мере того как я заново знакомился с материалом и продолжал писать, мне пришлось применять в своей работе другую дисциплину, уделяя больше внимания балансу и выдвигая на первое место других людей и их потребности. Однако несколько пугающее решение поставить профессиональное позади личного принесло неожиданную пользу: мне кажется, что конечный продукт действительно получился лучше.

Кроме того, я стал счастливее, а мой дом — справедливее.

Я попытался вернуть эту энергию в мир.

Какое-то время назад я узнал, что один из моих любимых сотрудников занимался злоупотреблениями: он создал компанию, с которой затем заключил завышенные контракты, прикарманив десятки тысяч долларов за работу, переданную на субподряд.

Я был очень зол. Очень.

И я, и он оказались на перепутье. Более молодой я не только