Пять поцелуев - Елена Трифоненко

Я влетела на кухню сама не своя от счастья:

— Артем собирается сделать мне предложение!

Стоящая у плиты мама чертыхнулась и поспешила накрыть крышкой сковородку с пирожками. Та шипела как кобра и гневно плевалась.

— Лизка, ну чего ты так орешь?

— Как будто она когда-нибудь нормально разговаривает, — пробурчала Соня, с удовольствием уплетая под книжку огромный беляш. Масло с беляша бодро капало ей на рукав, но сестра этого упорно не замечала. Рядом с ней — про запас — стояла целая миска беляшовых (или беляшиных?) собратьев. Пахли они умопомрачительно.

Я решительно придвинула миску к себе и выхватила из кучки пирожок побольше, а потом затараторила:

— Не понимаю, вы что, за меня совсем не рады? У меня, можно сказать, такое событие намечается, судьбоносное. Где ваши поздравления? Где торжественные лица?

Соня отложила книгу и посмотрела на меня как на сумасшедшую.

— С чего ты вообще взяла, что Артем дозрел до брака?

— Он мне сам сказал! Сейчас, по телефону. И предложил проверить наши чувства бытом.

— Понятно, решил взвалить на тебя домашнее хозяйство, — ехидно констатировала мама.

— А вот и нет! — просияла я. — Он предложил мне на две недели съездить к морю и пожить вместе в его сочинской квартире.

В глазах Соньки наконец показалась зависть. Ха-ха, что — съела? Я быстро расправилась с одним беляшом и потянулась за вторым.

— И как ты себе это представляешь? — поспешила омрачить мою радость сестричка. — Целых две недели вместе! Думаешь, Артем не догадается, что ты одержимый мясоед?

— Не догадается, — пробубнила я с набитым ртом. — Буду, как примерная девочка, есть вместе с ним сою и тофу.

Сонька покачала головой и молвила загробным голосом:

— Нет, ты вдумайся, Лизка, вдумайся! Ты не сможешь есть мясо целых две недели!

Я пожала плечами.

— Ну, продержусь уж как-нибудь. Люди, вон, месяцами поститься умудряются и ничего.

— То люди, а это — ты, — фыркнула сестрица, и взор у нее стал ядовитей рыбы фугу.

— А может, все же пора сказать Артему, что ты не веган? — спросила мать. — Сколько можно разыгрывать этот цирк? Если он тебя и правда любит, то примет твои предпочтения в еде.

У меня даже настроение портиться начало. Вот чего они лезут не в свое дело, спрашивается? Если Артем узнает, что я только изображаю вегана, все пойдет прахом. Прямо все-все.

— Потом скажу, — заявила я, одной рукой наводя себе чая. — После свадьбы.

Сонька посмотрела на меня с укором. Да с таким выразительным, что захотелось поежиться.

— Что? — недовольно спросила я.

— Ты правда пойдешь за него?

— Конечно! Я его уже пять месяцев окучиваю.

— Но ведь ты его не любишь, — менторским тоном возразила сестричка.

— Много ты понимаешь! Очень даже и люблю. Он красивый, умный…

— Богатый! — закивала Соня. — Но тем не менее ты его не любишь.

Вот привязалась, соплячка занудная! Я махом выпила чаек и посмотрела на сестру свысока:

— Слышь ты, психолог доморощенный. Тебе только шестнадцать, ты жизни не знаешь вообще. А мне уже двадцать три, и в своих чувствах я разбираюсь получше тебя.

— Девочки, не ссорьтесь, — пробубнила мама, переворачивая очередную партию беляшей.

Я бросила кружку в мойку и с горечью покачала головой.

— Что ж, я так понимаю, здесь за меня никто не порадуется. Ну и ладно! — изображая вселенскую скорбь, я потопала к двери. Медленно так. Авось, передумают и бросятся поздравлять.

— Эй, а посуду за собой кто мыть будет? — возмутилась мать.

— А?

— Кружку сполосни! У нас слуг нет.

В душе у меня все перевернулось. Мама в своем репертуаре! Какой-то порядок ей дороже душевного состояния дочери, какая-то кружка милей моего благополучия.

Преисполнившись отчаяния, я вернулась к мойке и, быстро сполоснув чашку, швырнула ее в сушилку.

— Вот!

— А ложки? — удивилась мать.

Я с отвращением покосилась в мойку.

— Это не мои. Пусть Сонька моет. Ишь расселась со своей книженцией!

— Лизка у нас такая хозяюшка! — хмыкнула сестра, принимаясь за очередной пирожок. — Прямо создана для семейной жизни.

Вот же язва! Я погрозила ей кулаком и с гордым видом покинула кухню. Впрочем, горевала я об отсутствии поздравлений совсем не долго. Вернувшись в свою комнату и, увидев очередное сообщение от Артема, сразу же приободрилась.

«Целый день только о тебе и думаю, моя зайка, — писал Артем. — Сегодня понял, что хочу, чтобы мои дети были похожи на тебя».

Я завалилась на диван с улыбкой до ушей. Сердце наполнилось сладкими мечтами. Скоро, совсем скоро я уволюсь со своего дурацкого завода и займусь живописью! Боже, до чего хорошо!

***

С Артемом я познакомилась в гостях у друзей. Он мне сразу запал в душу. У него были светлые волосы, голубые глаза и спокойный нрав. Прямо все то, что мне нравится в мужчинах.

Представив нас друг другу, моя подруга Лера оттащила меня в сторону и глубокомысленно заметила:

— Богат как Крез!

— Серьезно? — не поверила я.

— Ага, он владелец крупного рекламного агентства. Имеет несколько квартир и машин.

— Странно, — удивилась я, — а вроде нестарый.

— Лизка, какая ж ты деревня! — снисходительно хмыкнула Лерка. — По-твоему, богатыми становятся к старости? Вовсе нет. С состоятельными родителями можно неплохо преуспеть и к тридцати.

— Значит, ему тридцать?

— Ага! И знаешь, что? Кажется, я ему понравилась.

— Поздравляю! — пробормотала я, тщательно скрывая зависть.

Хозяин дома предложил нам вина. Мы с Леркой, само собой, ломаться не стали и сразу схватили себе по бокалу. Из кухни невероятно вкусно потянуло жареным мясом. «Быстрей бы уже за стол», — подумала я, потому что с утра ничего не ела.

— Кстати, — хихикнула Лера, делая глоток «Мерло». — Артем — убежденный веган.

— А что это значит?

— Он не ест никаких животных продуктов. Ни мяса, ни молока, ни сыра.

— Ужас-то какой, — пробормотала я, лишь на секунду представив себя на таком рационе.

А потом в гостиной завязался весьма интересный разговор. Гости стали спорить по поводу того, сколько должна работать женщина. Кто-то утверждал, что прекрасным дамам стоит пахать наравне с их рыцарями, кто-то в пику доказывал, что девочкам не стоит перетруждаться, дабы и на семью силы оставались. Постепенно спор перешел в нешуточную такую баталию. Девушки уже стали кричать и махать руками, мужчины помрачнели.