Лебеди Леонардо - Карин Эссекс

1506 ГОД, В ЗАХВАЧЕННОМ ФРАНЦУЗАМИ МИЛАНЕ

Словно ангел крылами, обнимала Изабелла холодные мраморные формы сестры, ощупывала изысканные складки погребального наряда, гладила тонкие вены на руках. Рядом с Беатриче покоился ее мраморный супруг, герцог Лодовико. Впрочем, в отличие от жены герцог был жив и ныне вдыхал промозглый воздух французской темницы. Нужно соблюдать осторожность — нельзя показать, что скорбишь не только по сестре, но и по опальному Лодовико, которому ныне изменила Фортуна. Глаза, что острыми кинжалами нацелены в спину, следят за каждым движением. Не хватало еще, чтобы враги узнали, как лживы клятвы Изабеллы стать «благоразумной француженкой». Преклонив колени перед гробницей, она прижала горячие губы к посмертной маске Беатриче и прошептала:

— Что ж, сестрица, все вышло именно так, как мы шутили когда-то. После рождения детей ты стала дородной, как наша матушка. В двадцать один ты уже носила платья с вертикальными полосками, чтобы скрыть полноту. Кто знал, что ты так рано повзрослеешь. Подумать только, а ведь когда-то я завидовала тебе!

Кто мог предугадать, что все так сложится? Видишь ли ты из своей гробницы, что твои прелестные наряды разграблены шлюхами французских солдат? Тысячи самоцветов и жемчужин, которые пришивались с таким тщанием, ныне безжалостно оторваны. На них эти потаскушки купят зелье, чтобы вытравить нежеланный плод и залечить отвратительные язвы, а может быть, еду, чтобы кинуть в рот, который скоро лишится зубов. Пройдет несколько лет, и платья, которых я так страстно желала, будут выброшены, изношенные и замаранные, а ты станешь к тому времени прахом.

По счастью, ты унесла свое неведение в могилу. Тебе не пришлось увидеть того, что пришлось мне, не довелось принимать тех немыслимых решений, которые навсегда сломили мой дух. Ты не поворачивалась спиной к своим любимым, чтобы избежать их судьбы. Помнишь игры в нашей гостиной? Ты всегда выходила победительницей, ловкая, словно ростовщик, удивляя партнера неожиданным ходом и неизменно срывая куш. Теперь мне приходится вести такую же игру, но каждый ход требует осторожности. Некоторые поступки, которые мне пришлось совершить, навеки заморозили мою кровь. О Беатриче, я всего лишь пешка на отравленной шахматной доске, где игроки все время без предупреждения меняют цвет фигур. Помнишь, как все козыри неизменно оказывались у тебя в руках? Как, смеясь до упаду, ты выигрывала партию за партией? Сейчас расклад изменился. Разве могли вы с герцогом представить, каким козырем Франция побьет Италию?

Если бы Фортуна не была так непостоянна, так равнодушна к нашим чаяниям и мы поменялись бы местами, если бы я прошла свой истинный путь — лежала бы я сейчас в могиле вместо тебя? Изменился бы ход истории? Могла ли ты представить, что твой муж, внимания которого я так отчаянно добивалась, окажется во французской тюрьме и только «Божественная комедия» и крошка-карлик будут служить ему утешением? Чье лицо он воскрешает в памяти перед тем, как упасть на кишащую вшами соломенную подстилку? Какой из сестер? Какой из любовниц? Бедный Лодовико! Ему не дано утешиться даже портретами возлюбленных, которые написал для него magistro.[1]

Наша битва с Леонардо продолжается. Удивляюсь, почему ты не покинешь свою могилу, чтобы укорить меня за непомерное честолюбие. Учитывая мое влияние на сегодняшнего покровителя magistro, я сумею добиться своего. Леонардо обещал уступить, но ты же помнишь, что значат его обещания. Иногда мне кажется, что magistro — самый умелый игрок среди нас. И все же у меня есть слабая надежда, что сегодня вечером он ответит мне согласием. Вот было бы славно, не правда ли, сестрица? Тогда бы и я успокоилась, как навеки успокоилась ты.

Колокола пробили пять. Посидеть бы с тобой в сумерках — я ведь помню, как ты не любила оставаться одна в темноте. Однако нужно переодеваться к очередному балу, который дает король Людовик. Мы собираемся в тех самых комнатах, где ты жила когда-то, чтобы служить новому господину. Мы старательно обходим прошлое стороной. Adieu,[2]любовь моя. Помнишь, как мы ненавидели французский? Отныне мы не знаем другого наречия.

Колокола перестали звонить. Изабелла понимала, что ее свита теряет терпение, но расстаться с сестрой не хватало сил. Она встала, еще раз провела рукой по безмятежному лицу, коснулась каменных локонов и прислонила теплую щеку к холодному и резкому очертанию мраморных скул.

— Беатриче, о Беатриче, не думай, что я не любила тебя. Ты была похожа на лебедей в нашем пруду. Нелепые и уродливые при рождении, с возрастом они расцветали, принося в мир чудо и умирая с песней на устах. Ты — мифическое создание, кто на земле или на небесах мог не любить тебя? Давно уже прошли те времена, когда я считала, что ты похитила мою судьбу. На самом деле, хотя мы с тобой и не подозревали об этом, ты сохранила ее для меня.

ГЛАВА 1

FORTUNA
(УДАЧА)

ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК ЛЕОНАРДО

Когда приходит удача, хватай ее крепче за гриву, ибо у нее плешивый затылок.

1489 ГОД, ФЕРРАРА

— Я выросла в земле сказок и чудес, — гордо заявила Изабелла жениху.

Всадники гарцевали по улицам Феррары. Приближалось Рождество, и хотя снег так и не выпал, из лошадиных ноздрей в морозный воздух с шумом вырывался пар.

Изабелле впервые разрешили сопровождать жениха в прогулке по городу. Франческо Гонзага, будущий маркиз Мантуи, прибыл в Феррару, чтобы проведать свою нареченную и принять участие в пышных празднествах, которые, по обычаю, давал герцог Эрколь д'Эсте, большой любитель театра. Изабелла наивно верила, что если расскажет Франческо обо всех местных чудесах и покажет смелые архитектурные нововведения, которыми Феррара обязана стараниям ее отца, то жених станет больше ценить будущую супругу.

— Почти двести лет назад вот в этой самой церкви, — торжественно начала Изабелла, указав на Святую Марию над потоком, — стоило священнику в Пасхальное воскресенье преломить облатку, как кровь и плоть выплеснулись наружу, забрызгав стены и толпу! Прихожане замерли в изумлении, — расширив глаза, продолжала Изабелла. — Сразу же прибыли епископ Феррары и архиепископ Равенны. Они узнали кровь и плоть Христову и объявили, что случилось чудо!