Развод в 50. Муж полюбил другую - Алсу Караева

Развод в 50. Муж полюбил другую

Алсу Караева, Ксения Нежная

Глава 1

Я стою у окна, вытирая руки об фартук. На кухне пахнет корицей и ванилью — готовлю любимый пирог Рамазана на десерт. Тесто уже готово, осталось только наполнить его яблоками.

Через месяц у нас годовщина — тридцать лет. Три десятка лет вместе. Забавно, но я помню наше первое свидание так ясно, будто это было вчера, его строгий взгляд, как он поправлял воротник белоснежной рубашки, наши неловкие разговоры. А сегодня мы с ним уже родители четверых детей и бабушка с дедушкой трех внуков.

Улыбаюсь своим мыслям, представляя, как удивится Рамазан подарку, который я приготовила. Целый месяц втайне от него собирала старые фотографии, заказала огромный семейный альбом с гравировкой. Даже дети помогали — присылали снимки, о которых я уже забыла.

Входная дверь хлопает, и я вздрагиваю. Рамазан вернулся раньше обычного. Странно, обычно он в это время на совещании.

— Рамазан? — окликаю его, вытирая муку с рук. — Что-то случилось?

Он молча проходит на кухню. Я замираю. Его лицо напряжено, взгляд избегает моего. В висках начинает стучать.

— Нам нужно поговорить, — без привычного приветствия наконец произносит он, садясь за кухонный стол.

Что-то в его интонации заставляет меня похолодеть. Машинально снимаю фартук, вешаю на крючок. Руки становятся ледяными.

Сажусь напротив него, стараюсь улыбнуться, но губы не слушаются.

— Что случилось? Проблемы на работе?

— Нет, — он барабанит пальцами по столу, как всегда, когда нервничает. — Дело в нас.

Сердце падает куда-то вниз. Я знаю Рамазана тридцать лет, каждый его жест, каждую интонацию. И сейчас он выглядит решительным. Непоколебимым.

— Я с тобой достаточно прожил, — наконец говорит он, опуская глаза на сцепленные в замок руки.

— Тридцать лет, — шепчу одними губами, будто напоминая ему.

— Да, — раздраженно подтверждает он, и на его лице читается вселенское недовольство. — Тридцать долгих лет.

Воздух становится густым, тяжелым. Я смотрю на его руки — широкие, сухие, сильные руки, которые держали в ладонях моё лицо, когда он впервые поцеловал меня, которые держали наших новорожденных детей, которые всегда дарили мне чувство защищенности.

— У нас уже дети и внуки, — пытаюсь шутить, но выходит нервное блеяние.

— И только сейчас я понимаю, что по-настоящему полюбил, понимаешь? — он сжимает кулаки и смотрит так, словно я должна проникнуться его признанием.

Мир останавливается. Слова ударяют больнее пощёчины. Мне кажется, что я ослышалась или что это какой-то глупый розыгрыш.

— Я всегда тебя одного любила, — слова раздирают горло отравленными иглами. Кухня начинает медленно вращаться перед глазами.

— А мне тебя навязали. Ты была как привычка. Надо было семью создавать. — его слова звучат отстранённо, будто говорит не о нас, не о нашей жизни, а о какой-то абстрактной ситуации.

1.2

— Что? — единственное, что могу выдавить из себя.

— Отец в своё время даже не спросил, хочу ли я тебя в жены брать, — строго чеканит он баритоном, отчего я сжимаюсь как комок боли.

В памяти возникает наша свадьба — я в белом платье, такая юная, счастливая. В нашем селе было принято плакать при замужестве, а я как дурочка скрывала улыбку. От счастья. Не могла поверить, что выхожу за такого любимого парня. Вот наша первая ночь, его нежные прикосновения. А вот рождение первенца — как Рамазан прослезился, но быстро вернул себе серьезность, держа на руках сына. Всё это было ложью?

— Тридцать лет. — повторяю, как заклинание, цепляясь за число, будто оно имеет какую-то магическую силу.

— Да, чёрт побери, тридцать долгих лет! — от злости он ударяет кулаком по столу так, что я дергаюсь и вжимаюсь в спинку стула. — А теперь я хочу быть счастливым, — снова становится спокойным и говорит уже уставшим голосом. — Я устал от всего. Только с Зумрут я чувствую себя по-настоящему счастливым.

Зумрут. Имя врезается в сознание калёным железом. Имя женщины, которая важнее наших тридцати лет, важнее наших четверых детей, важнее трёх внуков, важнее меня.

— Кто она? — голос почти не слушается.

— Не важно. Важно, что с ней я ощущаю то, чего никогда не испытывал с тобой.

Смотрю на него — такого знакомого и такого чужого. Тот же ровный пробор в тёмных волосах с проседью на висках, те же тонкие губы, прямой нос, властный подбородок. Тот же брелок с инициалами на ключах, та же привычка постукивать пальцами по столу. Но внутри этого знакомого тела — совершенно незнакомый мне человек.

— Скажи, что ты шутишь, — слышу свой голос будто со стороны. — Прошу, скажи, что это какая-то глупая шутка.

— Я хочу развода, Рания, — отчеканивает он тем же тоном, каким обычно отдаёт распоряжения подчинённым. — Я заберу свои вещи сегодня.

— Но дети. Что я скажу детям? — хватаюсь за эту мысль, как утопающий за соломинку.

— Дети уже взрослые. Ты прекрасно знаешь, что старшие заняты своими семьями, а младшие скоро поступят в университет, поэтому погружены в учебу.

Его слова звучат так холодно и расчётливо, будто он давно всё спланировал и просчитал. Пока я пекла пироги и собирала фотоальбом, он выстраивал свою новую жизнь — без меня.

— Ты меня когда-нибудь любил? — вопрос вырывается сам собой, и уже в момент произнесения я понимаю, как жалко это звучит.

Рамазан отворачивается к окну. Снаружи идёт дождь — крупные капли стекают по стеклу, как слёзы, которые я сдерживаю из последних сил.

— Я думал, что любил, — наконец произносит он. — Но теперь понимаю, что то было не настоящим чувством. Это был долг, ответственность, привязанность. называй как хочешь. Но не любовь. Не такая, как с ней.

Каждое его слово — как удар ножом. Мне кажется, что я физически ощущаю, как внутри что-то обрывается, рвётся на части. Тридцать лет жизни перечёркнуты одной фразой. Тридцать лет, которые для меня были наполнены любовью, для него оказались лишь обязательством.

— И когда ты… познакомился с ней? — выдавливаю из себя вопрос, хотя каждое слово даётся с трудом.

— Это не имеет значения. Но именно с ней я чувствую себя счастливым, — отвечает он, и мне кажется, что его голос теплеет, когда он говорит о ней. Это ещё больнее.

Ещё один удар. Она намного моложе меня? И, наверное, красивее. И успешнее. И лучше во всём.

В памяти всплывает моё отражение в зеркале сегодня утром — седеющие волосы, морщинки вокруг глаз, руки с проступающими венами. Тело, родившее четверых детей.