Горы любви - Элен Алекс

Часть 1

Ни за что не угадаете, где я сейчас живу, но пусть вас это особо не смущает. Если бы какой-нибудь всезнающий человек сказал мне, что я буду здесь однажды жить, я бы ему ни за что не поверила.

Все-то нам кажется, что нас минуют все напасти. Слишком грустно для одной жизни находиться там, где не хочешь находиться. Общаться с теми людьми, которые не очень нужны.

И думать о том, о чем иногда приходится думать.

Грустно сознавать, что мало что зависит от тебя, а жизнь тем временем идет к концу.

С каждой новой мыслью, с каждым новым шагом и каждым прошедшим днем жизнь неминуемо идет к концу. И все, что ты знаешь, чувствуешь и собой представляешь, в один прекрасный миг тоже уйдет с тобой.

Не каждому удается изменить свою жизнь после сорока. Моя толстая сестра Роза утверждает, что я свой шанс упустила.

События, о которых я хочу рассказать, вмещаются в одно лето. Солнечное, яркое и неповторимое лето. В то время я работала учительницей литературы, и у меня были каникулы.

А потому я полностью принадлежала себе, своим мыслям, делам и поступкам.

Теперь мне иногда кажется, что моим предназначением в жизни было именно то лето.

И мое существование на земле сводилось только к тому, чтобы в те жаркие месяцы сделать именно то и именно так, и никак иначе. А вся моя жизнь до того лета и мои мысли и чувства после него были уже мало кому нужны, понятны и интересны.

Сейчас у меня тоже много времени на всякие бестелесные размышления. Плотной белесой дымкой они ограждают меня от окружающей действительности, и мне в них уютно, спокойно и хорошо.

И все больше и больше я прихожу к выводу, что наша жизнь – это мираж, в котором мы сами редко принимаем активное участие. Обычно все зависит от каких-то проходящих мимо нас людей, от их взглядов, мыслей, желаний и поступков.

К тому же нам даются слишком слабые тела для тяжелой жизни на этой прекрасной земле. Мы разбиваем всласть свои сердца ради каких-то неоправданных надежд, о которых завтра уже и не вспомним.

Мы сами придумываем себе тот нереальный мир, в котором хотели прожить, и ждем счастья, мало представляя, что это такое. Но теперь-то я точно знаю, что счастье – это и есть то, чего ждут всю жизнь. И чем больше нам кажется, что мы вот-вот его настигнем, тем оно становится дальше и нереальнее для нас.

То же самое и с горами любви. Все знают, что они где-то существуют, но еще ни один человек их не видел. Моя сестра всегда говорила, что я вру про эти горы, и неизвестно откуда такое вранье пришло мне на ум. Но я точно это знаю, всю жизнь со мной была эта мысль. Она проста, как мир. Вот она:

«И когда поднимутся в тебе горы невостребованной любви, кто придет на помощь – сладить с этим?»

Наверное, это мне внушили ангелы. Я этого не помню, но наверняка все было именно так. И было это тогда, когда мир только начинал открываться мне, и я начинала его познавать. И когда моя мама была только моей мамой и больше никем, и моя маленькая комната вмещала в себя целый мир. И моя детская кровать, которую мы долго не выбрасывали только потому, что я никак не могла этого представить, была той вселенной, которая вмещала в себя огромную человеческую жизнь, и эта жизнь только начиналась.

Все, что было со мной потом, тут же растворялось в тумане времени и лишалось всяческого смысла. И несколько строк, наскоро записанных в дневник, казались тогда чем-то мимолетным и неважным. А потом вдруг оказывалось, что именно эти строки и были самым существенным в тот год, который, кстати, тоже давно канул в Лету.

И однажды детство кончилось, и я поняла, что мне уже не семнадцать лет, а намного больше. А потом настал в моей биографии и такой момент, когда я смогла запросто выговаривать вслух, что мне давно за сорок, и быть гордой и счастливой оттого, что мне еще не восемьдесят.

А недавно я подумала, что когда мне действительно исполнится восемьдесят лет, то и в этом возрасте я останусь самой собой. И мир вокруг меня никак не поменяется, и мое отношение к этому миру останется таким же, каким было совсем недавно, в детстве.

А разговоры о том, что, когда человек стареет, его мысли начинают останавливаться и мир вокруг него становится другим, так это, мои дорогие, пустая болтовня. Я знаю, что и в восемьдесят лет черное для меня останется черным, а белое – белым.

И небо за моим окном будет голубое, как и за вашими окнами, а трава у моего дома будет такая же зеленая, как и в ваших палисадниках. И сердце мое будет так же замирать, если я представлю себе образ человека, который всю жизнь хотел быть рядом со мной, да только никак не мог на это решиться.

Под конец жизни я мечтаю вытворить что-нибудь эдакое, чтобы запомниться миру. Ведь смог наш сосед спрыгнуть с парашютом в девяносто один год, а он был уже совсем плох, у него даже один глаз не открывался. Но зато его потом несколько раз показывали по телевизору, и он был очень горд этим, когда после своего подвига долго лежал в больнице, из которой, правда, так и не вышел.

А еще я собиралась составить список дел, которые нужно будет сделать в следующей жизни, а также записать, какие дела делать не следует. Знать бы только, где этот список нужно будет оставить, чтобы непременно найти его в следующей жизни, и быть там самой умной и своих ошибок больше не повторять.

Но одно я знаю точно. Я знаю, что в следующей жизни буду высокой и длинноногой блондинкой, и один человек, имя которого Мэл Рэндон, наверняка обратит на меня свое внимание.

И тогда у него не будет никаких существенных причин для того, чтобы не быть со мной. Ни в виде его больной жены, которая, кажется, будет жить вечно и переживет всех нас вместе взятых. Ни в виде его любимой работы, которой он с таким остервенением и безысходностью отдает всего себя и которая его просто поедом ест без всякого зазрения совести.

Моя толстая сестра Роза любит рассказывать мне, что я совсем не так прожила свою жизнь. Что я все делала не то и не так, а надо было делать то и так и быть от этого счастливой, толстой и довольной, как она.

Обычно я выслушиваю ее тирады молча и даже не пытаюсь в очередной раз объяснить ей, что человек в любых обстоятельствах ощущает себя достойным человеком. И я бы ни за что не променяла свою одинокую жизнь на ту шумную компанию, которую наплодила себе моя сестра и которой теперь решительно не было до моей сестры никакого дела.

И как-то раз произошел между мной и моей сестрой один разговор, которому мы обе не придали никакого значения, но который всплыл немного позже, пару месяцев спустя, и был отправной точкой в суде, когда слушалось самое громкое дело в нашем городе в то лето. Бог мой, с тех пор уже столько времени прошло, а мне кажется, это было вчера.

Я вообще прекрасно все помню, я даже помню, как родители возили нас с сестрой на большую красочную ярмарку в соседний город, и нам было тогда очень мало лет. Ездили мы туда на нашей старой зеленой машине, и на нас с сестрой были яркие оранжевые платья.