Достоинство - Джейн Фэйзер

— Я уже сказала, что меня не интересуют ваши гнусные предложения! — дрожащим от ярости голосом выкрикнула Джулиана и вырвала руку. — И не важно, от кого они исходят — от сиятельного графа или от золотаря.

Джулиана круто развернулась и устремилась к двери, не обращая внимания на обескураженного графа. Но негодование и удивление, промелькнувшие в его взгляде, быстро сменились любопытством и невольным восхищением. Граф привык к беспрекословному подчинению окружающих, поэтому внезапный и дерзкий бунт деревенской девушки удивил и позабавил его. Но голос его был суров:

— Если я не ошибаюсь, убийство мужа карается сожжением на костре.

Джулиана остановилась как вкопанная. Ее ладонь, уже покоящаяся на ручке двери, вдруг повлажнела, кровь застучала в висках. Она обернулась и с ожесточенным осуждением посмотрела на госпожу Деннисон.

— Так, значит, вы выдали мою тайну!

— Я это сделала ради тебя, дитя мое, — ответила Элизабет. — Ты сама в этом убедишься, если выслушаешь его светлость. Сотни девушек на твоем месте благодарили бы судьбу за такой подарок! Жизнь в роскоши, в высшем свете…

— Я думаю, сейчас не время говорить о наградах и почестях, мадам. — Теперь лицо графа выражало откровенное изумление, а на губах играла насмешливая улыбка. — Мне кажется, нам долго еще предстоит убеждать эту юную леди.

— Убеждать… вы хотите сказать — шантажировать? — вспыхнула Джулиана. — Вы действительно намерены угрожать мне?

— Если я буду поставлен перед суровой необходимостью, то да, — веско заметил граф. — Но я надеюсь, что ты примешь мое предложение просто потому, что это решит все твои проблемы и не составит для тебя никакого труда. Кроме того, не скрою, ты очень поможешь мне, и я готов щедро отблагодарить тебя за это.

Джулиана повернула фарфоровую ручку двери. Ей нужно было всего лишь толкнуть ее, пробежать по коридору и через холл, чтобы оказаться на свободе. Но она не может покинуть этот дом в одежде, которую ей дала госпожа Деннисон, поскольку мнимая доброжелательница не преминет в любую минуту поднять крик и обвинить ее в воровстве. И тогда Джулиану схватят и, узнав, кто она на самом деле, подвергнут смертной казни.

— Элизабет, будьте добры, оставьте нас. — Вкрадчивый голос графа вырвал Джулиану из вихря тягостных мыслей.

Она безвольно опустила руку. Девушка поняла, что оказалась в ловушке по вине собственной простодушной откровенности. И теперь ее уже ничто не спасет.

Джулиана посторонилась, чтобы дать пройти госпоже Деннисон. Та приостановилась и, потрепав девушку по щеке, напоследок сказала:

— Слушайся графа, милочка. И не делай такое мрачное лицо. Тебе бы следовало прыгать от радости…

— Благодарю вас, мадам. — От учтивой фразы графа повеяло ледяным холодом. На бархатной щечке Элизабет выступило алое пятно, как будто нежную кожу и впрямь тронуло морозцем.

Госпожа Деннисон присела в книксене, искоса бросила на Джулиану беспокойный взгляд и, подобрав юбки, выплыла из комнаты.

— Закрой дверь.

Джулиана, к своему удивлению, послушно выполнила приказ графа, а когда обернулась, то увидела, что он стоит у окна и смотрит на улицу. Солнечный луч играл его каштановыми локонами, подвязанными на затылке серебряной лентой.

— Подойди сюда, дитя.

— Я не дитя! — Джулиана не трогалась с места, прижавшись спиной к двери, словно не желая расстаться с последней призрачной надеждой на спасение.

— Семнадцать лет против тридцати двух — почти что детский возраст, — с усмешкой ответил граф. Эта внезапная улыбка преобразила его лицо: придала блеск глазам, смягчила резкие черты, обнажила белоснежные зубы.

— Что еще вам известно обо мне, сэр? — спросила Джулиана, заставляя себя не реагировать на улыбку графа.

— Что тебя зовут Джулиана Бересфорд, хотя я думаю, что это имя вымышленное, — усмехнулся граф. — Разве не так?

— Даже если и так, я все равно не скажу вам правду, — процедила Джулиана.

— Что ж, вполне откровенно, — заключил граф и протянул руку к шнуру колокольчика, висевшего над камином. — Не откажешься выпить миндальной наливки?

— Я ее терпеть не могу, — грубо ответила Джулиана, решив, что пришло время брать инициативу в разговоре в свои руки.

— Тогда, может, шерри? — усмехнулся граф.

— Я пью только шампанское. — Джулиана пренебрежительно пожала плечами и отошла от двери. Она принялась оправлять складки на юбке, напустив на себя самый горделиво-надменный вид, на какой только была способна, но нечаянно задела локтем маленькую фарфоровую статуэтку, которая стояла на столике, и уронила на пол.

— Чтоб ей пусто было! — выругалась Джулиана, позабыв всю свою величественность, и бросилась на колени. — Слава Богу, она не разбилась. Нет, ничего… ни единой трещинки. — Джулиана вертела безделушку в руках, рассматривая со всех сторон. — Клянусь, что это очень дорогая вещица. Иначе бы я ее ни за что не уронила, — заметила Джулиана, ставя ее на место и медленно отходя прочь, чтобы ненароком не повторить своей оплошности.

— Ты имеешь обыкновение уничтожать дорогие вещицы? — спросил граф с удивлением.

— Все несчастья в моей жизни от этой проклятой неуклюжести, — чистосердечно призналась Джулиана, поглядывая на статуэтку, чтобы выяснить, не собирается ли та снова упасть.

Граф ничего не успел сказать ей в ответ, поскольку в дверях появился мистер Гарстон.

— Шампанское для дамы, Гарстон. Кларет для меня. Лучше сорок третьего года, если есть.

— Уверен, что смогу разыскать, ваша светлость, — низко кланяясь, ответил Гарстон.

Джулиана, удрученная тем, что ее неловкость помешала ей использовать благоприятный момент, когда, по ее мнению, она могла бы получить преимущество в разговоре, предпочла отмолчаться. Граф, казалось, был совершенно доволен развитием событий. Он подошел к книжной полке и стал с большим интересом изучать корешки толстых фолиантов, и только приход Гарстона с подносом, уставленным напитками, отвлек его от этого занятия.

— Можешь идти, Гарстон, — повелительно махнул рукой граф и ловко открыл бутылку. — Я полагаю, оно вам понравится, мисс, — добавил он, наполняя бокал шампанским и протягивая его неподвижно застывшей Джулиане.

Джулиана пробовала шампанское только один раз в жизни — на своей свадьбе. Единственный напиток, к которому она привыкла, было легкое пиво, изредка — стакан кларета. Теперь же ей пришлось взять бокал и, сделав большой глоток, с видом знатока одобрительно кивнуть головой.

Граф наполнил свой бокал и учтиво сказал:

— Если бы вы соблаговолили присесть, я бы с радостью последовал вашему примеру.

Обходительность графа казалась Джулиане неуместной и издевательской в той ситуации, в которой она находилась, но тем не менее она послушно села на софу. Граф поклонился и, придвинув стул, расположился напротив нее.