Поймать чайлдфри - Екатерина Сергеевна Рагозина

– Позвоните мужу, скажите, чтобы забрал Вас. Нежелательно, чтобы Вы сами домой шли, – медсестра склонилась надо мной с искренним сочувствием.

Ванька сидел тут же, ни жив, ни мертв. Я погладила его по голове и попросила идти в класс – праздничная линейка закончилась, впереди у него классный час и парочка вводных уроков.

Вместо мужа за мной заехала Анжела. По пути она беспрестанно спрашивала о моем самочувствии и беспрестанно же подмигивала, намекая на какой-то сюрприз, который ожидал меня дома. Голова по-прежнему кружилась, и никакой радости от предстоящего я не испытывала, а, придя домой, и увидев, в чем, собственно, заключается сюрприз, совсем поникла.

Дверь открыла моя мама, которая внезапно решила нас навестить и приехала из Ивангорода. Я наклеила на лицо вымученную улыбку, с которой и провела следующие два часа.

Мои отношения с мамой сложно назвать образцовыми, тем более теперь, когда я, в силу возраста, вырвалась из ее ежовых рукавиц. Я могу под присягой подтвердить, что мои детство и юность были безнадежно испорчены двумя факторами: пьянством ныне покойного отца и истерическим самодурством матери, воспитание которой заключалось в постоянных упреках и тычках. Вечно страдающая, раздраженная, срывающаяся на визг по любому поводу, она переложила ответственность за расшатанные нервы на свою терпеливую семью: главным «кровопийцей», конечно же, был отец, вторым по значимости – дочь. Она работала учительницей в той же школе, в которой я коротала свою юность, и я росла с убеждением, что любым своим действием и даже неосторожным словом, порчу ее репутацию, хотя при этом была круглой отличницей, спортсменкой и полиглотом. Из-за своих прогрессирующих комплексов, будучи подростком, я так и не завела близких друзей – и даже до сих пор, несмотря на то, что в духовном смысле я значительно развилась и раскрепостилась, мне невероятно трудно быть с людьми накоротке. Родители после свадьбы растеряли своих знакомых очень быстро – к нам не приходили даже ближайшие родственники, опасаясь маминого склочного характера. Четыре белых стены и два пустых лица, невидящими глазами уставившиеся в телевизор, или те же лица, но окрашенные взаимной ненавистью и злобой – эти две картины чередовались на протяжении всего моего детства. В нашей квартире, казалось, даже воздух был тяжел и гнусен.

Годам к 11 я поняла, что хочу находиться во враждебном мне отчем доме как можно реже, поэтому придумала себе, помимо школы, массу разнообразных секций и кружков. В 17 лет я со вздохом облегчения вырвалась из-под маминого крыла и уехала пытать счастья в Питер. Возможно, именно благодаря нашим нерадужным взаимоотношениям я и держалась так крепко за учебу по специальности, по которой не проработала ни дня. Ставки были слишком высоки – либо я веду свободную и счастливую жизнь самостоятельного человека, либо на неопределенное время возвращаюсь в родное гнездо, воспоминания о котором наводили на меня бесконечную тоску.

Все это, конечно, давно позади и я даже горжусь тем, что моя мама, кажется, вовсе не подозревает, насколько обижена ее дочь – значит мне хватило такта и деликатности для того, чтобы оставить ее иллюзии о крепкой семье, в которой она самая главная, в целости. А может быть дело в Ваньке, с которым у нее, к моему удивлению, сложились прекрасные отношения – видимо, известная песня не врет, и внучат действительно любят больше детей. Я не возражаю против их общения и наблюдаю за ними с умилением, даже позволяю баловать сына. Да и как возражать? Смерть моего отца подействовала на мать угнетающе, за какой-то месяц она превратилась в старуху, и все ее потенциальные болезни явились во плоти – жить с «кровопийцами» оказалось все-таки лучше, чем в полном и беспросветном одиночестве. Ванюшка для нее – отдушина, так пускай она надышится вволю!

Гораздо большее отторжение вызывает тот факт, что в мои 33 года мать по-прежнему пытается контролировать меня в той же стилистике, которую использовала в моем отрочестве. Бывали периоды, когда она втягивала голову в плечи, столкнувшись с ответной агрессией, но эти периоды всегда были короткими, она плохо учится. Вот и сейчас, кажется, начнется.

– Так, так, так. Опозорила сына на всю школу, теперь к нему будут относиться не иначе, как к «тому парню, у которого мать на линейке грянулась в обморок».

Я едва не задохнулась от несправедливости упрека, но промолчала.

– А знаешь, почему так, милочка? Потому что не жрешь ничего, в холодильнике пусто. Хватит фигуру-то беречь!

Не отвечая, я легла на диван и приняла мокрое полотенце от растерянной Анжелы, которая, по всей видимости, ждала от моей матери сочувствия и ласковых объятий.

– Мама, это не оттого, что я мало ем. Я беременна вторым ребенком.

Я намеренно хотела хлестнуть пожестче, и тут же была вознаграждена. За моими словами последовала немая сцена, не хуже, чем в финале «Ревизора». Лицо Анжелы превратилось в сверкающую маску радости, лицо матери – в маску скорби.

– Одна, без мужа? – спросила она, ядовито поджав губы. – И кто же у нас отец?

– Отца – нет.

– Мне на колени упасть и начать молиться женщине, которая воплотила идею непорочного зачатия?

Я сжала зубы и мысленно сосчитала до десяти.

– Согрешила, каюсь, – я говорила спокойно. – А отца все-таки нет.

Анжела бросилась меня обнимать и в какую-то минуту измазала все мое лицо ярко-красной помадой. Все-таки это счастье – иметь такую подругу.

Весь оставшийся день мать со мной не разговаривала, но при каждом удобном случае посылала мне взгляд, в котором плескалось столько презрения, что человек неподготовленный легко мог захлебнуться. Слава богу, у меня иммунитет.

Для Ваньки приезд бабушки стал настоящим подарком: страх за меня, который не покидал его все утро, быстро улетучился, и ребенок весь оставшийся день был весел и игрив. О первых часах в школе и о своих товарищах по классу он отзывался с исключительной приязнью, и его слова успокаивали мое беспорядочно прыгающее сердце. Я тяжело переживала его переход в новый возраст и новую среду, хотя опасаться, по сути, было нечего: мальчишка прекрасно общался и с ровесниками, и с детьми постарше и, более того, всегда был душой своей малолетней компании, его ужасно любили. Однако, отставить преждевременное ликование! Еще неизвестно, что нас ждет в будущем.

Вечером Анжела не выпускала меня из объятий – мне пришлось потесниться на своем диване в детской, чтобы комфортно уложить маму. Стараясь не разбудить спящего на соседней кроватке Ваню, подруга