Мужские сны - Людмила Толмачева

– Мне? – глупо переспросила Татьяна, как будто здесь был еще кто-то, кроме них двоих.

– Да, вам, – спокойно подтвердил художник и, отвернувшись от нее, продолжил штукатурить стену. Он ловко кидал мастерком шматок раствора на мокрую кирпичную кладку и тут же размазывал его по стене, разглаживая и добиваясь идеальной ровности. Татьяна невольно залюбовалась его работой.

– Ну, так и будем молчать? – вновь спокойно, нет, скорее холодно спросил художник, наклоняясь к ведру с раствором.

– Но ведь я вам, кажется, не мешаю, – ответила Татьяна, стараясь сохранить нейтральный тон.

– Как раз наоборот, – пробурчал мужчина.

Он вдруг отложил мастерок и быстро спустился с лесов на пол.

Сняв рабочие перчатки и небрежно бросив их на колченогий стол, примостившийся у стены, он подошел к Татьяне и бесцеремонно оглядел ее с ног до головы. При этом он щурился и что-то неслышно приговаривал.

– Что вы себе позволяете? Разглядываете меня, как на витрине! – возмутилась Татьяна, которую глубоко задело его хамское поведение.

– Что? – спросил мужчина, как будто очнувшись от своих мыслей. – Я? Позволяю? А-а. Вы об этом. Ох уж эти мне женщины…

Столько презрения было в этой фразе, что Татьяна даже съежилась вся, сникла, онемела. Еще ни разу ее так не унижали.

– А собственно, что вы себе позволяете? – вдруг строго спросил он, делая акцент на слове «вы». – Явились в храм без платка, в декольте и в макияже.

– Но… Я думала… Здесь никого нет и вообще… Такая разруха кругом…

Она растерянно взмахнула рукой.

– Но ведь это Божий храм, пусть и пострадавший от варваров и времени, но от этого он не перестает быть святым местом. И потом, даже если в нем никого нет, это не значит, что его можно осквернять.

Такой отповеди Татьяна, естественно, не ожидала. Она, как рыба на берегу, глотала открытым ртом воздух и силилась хоть как-то защитить себя от его нападок, но у нее ничего не получалось.

– Ладно. Прошу прощения за резкость. Устал я сегодня, – неожиданно пожаловался художник теперь уже нормальным, человеческим голосом. – А по поводу «разглядывания» не обижайтесь. Мне вы как раз подходите для фигуры Марии. Вы идеальная натура. Скоро я буду расписывать эту стену, не согласитесь позировать мне?

– Но ведь, по-вашему, мне больше подойдет роль Магдалины? – не растерялась на этот раз Татьяна.

– Хм. Приятно иметь дело с образованным человеком. Тем более с красивой женщиной.

– К сожалению, не могу ответить тем же. Татьяна резко повернулась и пошла на выход. На улице она вдохнула всей грудью благоухающий июньский воздух, улыбнулась своим мыслям и быстро зашагала в сторону реки, извилистое русло которой хорошо было видно именно отсюда, от подножия храма.

На берегу она быстро разделась и, оставшись в красном бикини, смело вошла в нагретую полуденным солнцем воду. Татьяна долго плавала, затем так же долго лежала на спине, покачиваясь на медленных волнах и глядя в небо, и, только изрядно устав, вышла на берег.

– Теперь я вижу, что не ошибся с выбором натурщицы, – раздалось за кустом ивы.

Татьяна кое-как надела на мокрый купальник сарафан и вышла из-за кустов на поляну. Там перед раскрытым этюдником стоял все тот же художник и сосредоточенно смотрел на высокий пригорок, где возвышался храм.

– Вы подглядывали за мной? – зло спросила Татьяна.

– Ничуть. Я созерцал и любовался. Идеальные пропорции, ни убавить, как говорится, ни прибавить.

Все это он говорил, не отвлекаясь ни на секунду от работы над этюдом. На Татьяну он не смотрел, а это почему-то оскорбляло ее еще больше, чем недавняя отповедь.

– Интересно, а вы женщину видите лишь под этим углом зрения?

– Под каким углом? – не понял он, разбавляя на палитре ультрамарин белилами.

– Как кобылу на скачках.

– Хм. – Впервые он соизволил бросить на нее острый взгляд. – Это вы зря. Честное слово. Впрочем, каждый волен в своих оценках. Не буду вас переубеждать.

– И на том спасибо. Прощайте!

Она уже прошла метров двадцать по тропинке, ведущей к церкви, как услышала его шаги. Татьяна остановилась, повернулась.

– Извините, но мы так и не договорились, – запыхался он.

– О чем?

– Как «о чем»? О позировании. Я заплачу. Может быть.

– И сколько же?

– Ну, не знаю. А сколько бы вы хотели?

– За сеанс?

– Ну да.

– Сто рублей.

– Договорились. Эти деньги я достану. Так завтра в десять утра вам подойдет?

– Вполне.

Татьяна постаралась скорее уйти, чтобы не расхохотаться ему в лицо. «Нахал! Неужели он еще надеется после всего, что наговорил мне, на какое-то там позирование?» – злорадно подумала она, представив, с каким «носом» она оставит его завтра в десять утра.

Они уже пообедали с дядей Пашей во дворе, в тени сирени, когда приехал на своем «ЗИЛе» возбужденный, довольный выгодной торговлей Виталий. На рынке ему дали хорошую цену за овощи, да еще удалось договориться о новых поставках в течение сезона.

– Все! К осени с кредитом расквитаюсь и прибыль неплохую получу. Продам свою «нексию» и обзаведусь «тойотой» или еще чем получше. Так, отец? – потрепал он Павла Федоровича за плечо.

– Так, сынок. Садись обедать. Окрошку тебе или борща?

– Давай борща. А ты, Танюха, куда ходила сегодня?

– В церковь.

– А чего там смотреть? Развалины?

– Ну почему? Реставрируют ее потихоньку.

– Это ты об Андрее-художнике, что ли? Что он один может, чокнутый этот? Там миллионы нужны, чтобы в божеский вид привести.

– Вот ты и поделись своей прибылью. А кроме тебя, может, еще сотня предпринимателей поделится доходами. Глядишь, и восстановится храм.

– Нет, ты это серьезно? – хохотнул недоверчиво Виталий. – Откуда у простого фермера лишние деньги? Да я от кредита до кредита так наломаюсь, что света не вижу. Не-ет, тут куркулей покруче надо трясти. Газовых да нефтяных королей, которые собственный народ на попа поставили и долбят его и в хвост, и…

– Успокойся, Виталий. Я пошутила, – сухо сказала Татьяна.

– Пошутила? Зато я не шучу. Знала бы ты, через что мне пришлось пройти, чтобы дело свое наладить. Каждой твари в чиновничьем кресле надо задницу подмазать, иначе справку не подпишет. А банк как изгалялся?! Поручители, перепоручители, мать их! А проценты! Нигде в мире таких процентов нет, как у нас. Ладно, чего я разошелся, как дождь в октябре? Ты не обижайся, Таня, но каждый рубль мне потом и кровью достается.

У меня ведь, кроме всего прочего, наемные рабочие трудятся. А им зарплату первого числа вынь да положь. Иначе нельзя. А насчет церкви ты права: кроме нас, ее никто не подымет. Я сначала в администрацию схожу, или вместе пошли, если хочешь. Надо как-то объединить нашего брата, объяснить идею. А то каждый в своем соку варится.