Судьба начертанная кровью - Даниэлль Л. Дженсен

― Муж, ― обратилась я к Снорри, прервав обмен мнениями. ― Я хотела бы поговорить со Стейнунн. У меня… у меня есть кое-какие мысли, которыми я могла бы поделиться с ней, чтобы добавить к ее песням.

Он одобрительно кивнул мне.

― Приятно видеть, как ты смиряешься со своей ролью.

Кивнув, я прошла мимо, оставив Бьорна общаться с ярлами. Я подошла к Стейнунн, которая беседовала с Илвой. Лейф стоял рядом со своей матерью, и бросил на меня настороженный взгляд, а его рука метнулась к саксу, висевшему у него на поясе. Я улыбнулась ему, понимая, что шансы завоевать его расположение невелики, но морщина на лбу Лейфа только углубилась. Руки Илвы сомкнулись на его плечах, оттаскивая его назад.

― Иди, ― сказала она. ― Тебе давно пора спать.

Младший сводный брат Бьорна готов был возразить, но один взгляд матери заставил его поспешить в конец зала. Скрестив руки на груди, Илва сказала:

― Я менее снисходительна к твоему поведению, чем Снорри, девочка. Ты несколько дней провалялась в кровати, а потом вышла на сцену и стала вдохновительницей потасовки, после чего сбежала с представления, которое было устроено в твою честь. Это…

― Это было сделано не в мою честь, Илва, а для того, чтобы заставить людей бояться меня, ― перебила я. ― Вот почему я хочу поговорить со Стейнунн.

― Моя магия говорит только правду, ― быстро ответила скальд. ― Если правда ужасна, я ничего не могу сделать, чтобы изменить это.

― Если только в этой истории нет чего-то большего, ― сказала я. ― Нерассказанная часть, которая могла бы придать ей необходимую глубину. ― Повернувшись к Илве, я сказала: ― Снорри хочет привлечь других ярлов на свою сторону рассказами о боевой славе, чтобы они присягнули ему, и это хорошо. Но людям, которыми он будет править, нужно что-то другое. Что-то… большее. Конунг берет с народа клятву верности, а тот, в свою очередь, дает клятву защищать его. Люди должны видеть это. Должны верить, что это правда, которую нельзя доказать ничем лучше, чем песней скальда.

Глаза Илвы прищурились.

― Что именно ты хочешь добавить, Фрейя? Все, что ты доказала, ― это свое умение убивать.

Я вздрогнула.

― Тогда, возможно, песне Стейнунн нужны не столько истории обо мне, сколько рассказы о богине, чьей силой я обладаю.

― Таких историй мало, ― вмешалась Стейнунн. ― То, что известно о ней, уже знают все. Чтобы сделать эти песни достойными, они должны содержать новые истории, которые побудят людей к действию. За всю нашу жизнь не нашлось никого, кто бы видел богиню или говорил с ней, и мог рассказать какие-то подробности.

― Кроме матери Фрейи. ― Илва поджала губы, голубые глаза смотрели отстраненно, но затем устремились ко мне. ― Есть ли какая-нибудь захватывающая история, связанная с твоим зачатием, Фрейя? Потому что я не думаю, что рассказы о похоти и божественном блуде вдохновят людей думать о тебе лучше.

― По правде говоря, я не знаю, ― призналась я. ― Мой отец запретил кому-либо в нашей семье говорить о моем происхождении. Но Стейнунн могла бы отправиться в Селвегр и поговорить с ней. Узнать все, что моя мать знает о Хлин, а затем использовать это, чтобы изменить свою песню.

― Моя песня не нуждается в изменении, ― огрызнулась Стейнунн. ― Она уже доказала свою эффективность. По приказу Снорри завтра я отправляюсь в путь по Горным землям, и буду выступать перед всеми желающими, чтобы они узнали о боевой славе Фрейи, Рожденной в огне. Эти люди давно желают развязать войну с северянами, и они будут не в силах устоять перед возможностью воплотить свои мечты в жизнь.

― В твоей песне я предстаю чудовищем, ― огрызнулась я.

Стейнунн наклонилась ближе.

― Возможно, потому что ты такая и есть. ― Оглянувшись на Илву, она добавила: ― Снорри хочет, чтобы я уехала завтра. Я должна отдохнуть. Спокойной ночи вам обеим.

Повернувшись, скальд вышла из зала.

Мои руки сжались в кулаки, и я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь обрести спокойствие. Ярость, охватившая меня во время битвы, овладевшая мной не далее как час назад при разговоре с Бьорном, снова нарастала.

Это заставляло меня задуматься о том, права ли Стейнунн. Что к песне больше нечего добавить.

― Люди боятся тебя, ― тихо сказала Илва. ― Ты выглядишь таким же чудовищем, как и драуги, с которыми ты сражалась в туннелях под Фьяллтиндром. ― Ее горло дернулось, когда она сглотнула. ― И я помогла обрушить такое зло, как ты, на их головы.

― Тебе было суждено. ― Мой голос был холодным. Отрывистым. ― Это был не твой выбор, его сделали Норны, которые сплели твою нить.

― Я не думаю, что это значит быть обреченной, ― ответила Илва. ― Я думаю, это значит, что Норны знают наши нити так хорошо, что видят каждое наше решение. ― Ее глаза остановились на моих. ― Значит, я не освобождена от ответственности, а лишь предсказуема в ней.

Из моих губ вырвался вздох, гнев улетучился, хотя я не совсем понимала, почему.

― Я люблю своего мужа, ― сказала Илва. ― Но он видит только славу, а не тела тех, через кого ему приходится переступать, чтобы достичь ее. Я вижу лица тех, кто стоит за нашими спинами, и мне не нравятся выражения, которые я видела на них сегодня вечером. ― Ее взгляд метнулся к Снорри, который смеялся и бил Бьорна по плечу. ― Я не хочу, чтобы он пришел к власти на волне страха. Не хочу, чтобы это стало наследием моего сына.

Я затаила дыхание, ожидая решения от женщины, которая, как я теперь поняла, была скорее союзником, чем врагом, ибо во многом наши желания совпадали.

― Поезжай тайно в Селвегр сегодня ночью, ― наконец сказала Илва. ― Узнай все, что сможешь, от своей матери о богине, от магии которой зависят наши судьбы, а затем возвращайся. Я скажу всем, что ты ищешь совета у богов и тебя нельзя тревожить, а также отложу отъезд Стейнунн, пока ты не расскажешь ей, какие ответы дали тебе боги. ― Она заколебалась, а потом добавила: ― Возьми с собой Бьорна.