Соль под кожей. Том третий - Айя Субботина

— Да ты что? — продолжаю разыгрывать праведный гнев святой обманутой женщины. — А его юрист пообещал предоставить все необходимые доказательства подлинности!

— Абсурд… — бубнит Сергей.

Даже жаль, что приходится чихвостить его по телефону — хочется своими глазами увидеть, как его самодовольная рожа покрывается нервными пятнами.

— Ты решил меня использовать, да?! И в чем смысл, а, Наратов? Какая выгода? Хотел меня подставить фальшивым завещанием в надежде, что если все выгорит — лавры пополам, а если твою фальшивку раскусят — отдуваться буду я одна?!

— Я не понимаю, блядь, что происходит! Это срань какая-то! — Визжит как свинья на скотобойне. Нет, все-таки хорошо, что мы говорим не глаза в глаза, потому что я и без зеркала знаю, что отвращение написано на моем лице жирным красным маркером. — Я не знаю, какую игру ведет Угорич, но клянусь, что…

— Завтра, — перебиваю его бессмысленный треп. — В обед, в том же кафе, где ты пытался продать мне свой гениальный план. И либо ты приносишь все завещание целиком, либо идешь на хуй. Никакие другие варианты кроме «я верю только собственным глазам» я даже рассматривать не хочу. Мне твои шпионские игры порядком осточертели, Наратов. Я и так слишком многим рискую, просто разговаривая с тобой.

— Ты рискуешь?! Ты, сука, рискуешь?!!

Я нажимаю на иконку отбоя, ставлю телефон на беззвучный.

Проверяю сообщения, но от Шутова ничего нет.

Ладно, отлично. Значит, ничего не будет отвлекать меня от разговора с Рудницкой.

— Валентин, — поворачиваюсь к своему терминатору, уже даже не удивляясь, что он как будто каждую секунду наготове исполнять очередное поручение. — Завтра у меня одна очень деликатная и важная встреча. Вероятно, мне понадобится грубая мужская сила. Я могу на тебя рассчитывать?

— Да, Валерия Дмитриевна, — без тени сомнения, с недрогнувшим лицом.

— Хорошо, тогда на сегодня ты свободен.

Когда приезжаю в «Челентано», Юли еще нет.

Занимаю столик подальше в углу, предполагая, что ей не очень приятно быть на виду с такой узнаваемой внешностью. Здесь довольно уютно, если не считать довольно громко работающего телека с каким-то включенным музыкальным каналом.

Пока жду Рудницкую, прокручиваю в голове до икоты отработанный план.

Теперь в дело должен включиться Завольский — команду «фас» своим решателям он наверняка уже дал. Если Дима решил вопрос по мне, то его кровожадной утробе все равно нужна сакральная жертва и Угорич на эту роль подходит идеально. Он как раз из тех, на кого в свете его непрекращающихся афер, много кто точит зуб. Уверена, что если бы задалась целью следить за его жизнь более внимательно, то знала бы о как минимум нескольких попытках подправить ему мозги. Завольский абсолютно точно не будет с ним церемониться.

Сообщение от Шутова приходит почти одновременно с тем, как мой взгляд реагирует на звук дверного колокольчика, вслед за которым в дверях появляется Юля. Я бросаю взгляд на экран, читаю: «Мои седины очень благодарны, что ты к ним с уважением и пиететом». Вот же долбаный гений — словечки использует, которые во всем этом мире как будто знаем только мы вдвоем.

— Привет, — улыбается Рудницкая, снимает пальто и кладет его на спинку свободного стула. — Извини, что опоздала.

Я машу рукой, мол, ерунда, и спрашиваю, что ей заказать.

— У меня всего двадцать минут времени, но выдернуть могут в любое время, буквально через пять минут. Я даже чихнуть «спасибо» не успею.

Но официантка уже крутится возле нашего стола, и я все-таки заказываю себе американо с молоком и стакан минералки для Юли. Телефон у нее и правда пищит и звонит, кажется, не переставая. На пару звонков она отвечает довольно быстро, на одном застревает на несколько минут, но я терпеливо жду. В конце концов, мне от нее нужно ровно несколько ответов, а не задушевная беседа на весь вечер.

— Все, я здесь, прости еще раз. — Рудницкая выключает звук и кладет телефон в сумку. Делает глоток воды, как только официантка приносит стакан с соломинкой. — Ты, я так понимаю, хочешь узнать насчет Берна, да?

— Да. Вы с Шутовым… — Почему-то именно в эту минуту слово «любовники» кажется каким-то оскорбительным, так что я, помедлив, заменяю его более нейтральной альтернативой. — Вы встречаетесь?

— Валерия, я замужем, — без тени надменности, но все же с легким снисхождением, говорит Юля. — Ну, вернее, я как раз в процессе развода, но вряд ли мои любые отношения с мужчиной, который не надевал кольцо мне на палец, можно назвать «встречами».

— Вы любовники?

— Нет, — спокойно, без заминки, как человек, который уверенно проходит детектор лжи, отвечает она. — Когда-то давно были, но это явно было еще до того, как в его жизни появилась ты. Но в целом, даже тогда это был скорее дружеский секс с легким флером благодарности. Он помог мне с карьерой — деньгами и некоторой протекцией, если вдруг тебя и это интересует.

Никогда не думала, что буду так радоваться просто тому, что официантка появляется и дает мне небольшую паузу, пока ставит большую чашку и вазочку с крохотным песочным печеньем к кофе.

Они не любовники.

Господи. Они. Не. Любовники.

Господи боже мой.

Из груди вырывается дурацкий, как будто безумный смешок.

— Выглядишь как будто гора с плеч свалилась, — комментирует Юля. Снова с легким флером знающей жизнь стороны, но сейчас я готова простить ей вообще все, что угодно.

— Что было в Берне?

— Меня избил муж. — Рудницкая пытается через силу улыбнуться, но по напряжению на лице видно, что для нее эта тема еще долго будет очень болезненной. — Угрожал, обещал убить. Я понятия не имела, что Дима остановился в той же гостинице, мы в последний раз общались… ммм… примерно тогда же, когда он «нанял» меня изобразить перед тобой его невесту. Дурацкий был спектакль. Когда ты убежала из-за стола — он чуть не рванул следом. Не знала, да?

Я мотаю головой. Слишком сильно, так что начинают неметь мышцы шеи.

Я догадывалась, что он устроил этот спектакль как рад для этого, но в голове все равно торчала мысль, что Шутов вполне мог связаться с кем-то вроде Рудницкой — красивой, эффектной, без комплексов, без трех скелетов в шкафу прошлого и готовой быть с ним на любых условиях.

— В Берне он меня просто защитил. Сделал самую правильную, самую мужскую вещь на свете — закрыл женщину от морального урода и для острастки сломал ему нос. Это было офигенно!

Она так выразительно закатывает глаза, что мне хочется немедленно вылить кофе