Необходимо и недостаточно - Швепса

Вот только любой слизеринец с уверенностью бы ответил, в чём дело.

Отчаяние.

Такое жгучее и раскалённое до предела. Оно плескалось в её глазах, разливалось по венам, вынуждая руки Пэнс хаотично дёргаться, почти дрожать. Она вся была словно оголённым проводом, была готова взорваться прямо здесь. Или разрыдаться.

И никто бы не посмел осудить её. Пусть только попробуют, суки. Ведь я прекрасно помнил, как сильно Пэнс любила своих родителей. Какой тёплой и радушной была её семья. Как миссис Паркинсон прикрывала нас перед нашими матерями, когда мы всей компанией в очередной раз загуливались допоздна на летних каникулах. А после позволяла переночевать у них, словно невзначай нашёптывая эльфам не забыть подать нам с утра зелья от похмелья.

И пусть я злился на Пэнс из-за её идиотской ревности к Драко, пусть она чуть не отправила нас всех прямиком в Азкабан, накатав записку Поттеру, мне всё равно было невероятно жаль её. Нас всех, оставшихся без родительской любви.

Так не должно было быть. Мы не заслужили пережитых страданий. Не должны все поголовно думать о суициде. Дети, блять, не должны жить без родителей и молить Мерлина о скорейшей смерти!

И от этого хотелось рвать волосы на голове. Неистово закричать на весь зал от раздирающей боли. От обиды и несправедливости. И от тоски. Такой безумной и безграничной. Я продал бы душу дьяволу, чтобы ещё хоть раз обнять маму. Но как бы я ни старался искупить грехи прошлого, её это не вернёт. Не повернёт время вспять.

Я изнывал от желания показать всем присутствующим, насколько нам, сука, херово. Ткнуть носом в тот ужас, что вытворило Министерство.

Казнить больше сотни волшебников. Заебись, да?! Подарить миру столько сирот и столько поводов взрастить новые зёрна ненависти. А потом удивляются, откуда вокруг столько убийц. Действительно, нахуй, удивительное явление. Тупорылые ублюдки.

Нас лишили всего. Вырвали счастливые воспоминания с корнем, поливая их вёдрами дёгтя. И даже те, кто не пострадал, затаились в сторонке. Стали затворниками или покинули Англию, как семья Дафны. Зелёная форма стала грёбаным преступлением, давала остальным право безнаказанно нас вырезать, травить невинных детей, как неугодный скот.

До ушей донёсся очередной радостный визг какой-то девчонки с Пуффендуя, кинувшейся на шею своему отцу. Я невольно сморщился, мысленно желая, чтобы вся эта донельзя счастливая и чуть ли не светящаяся всеми цветами радуги семейка горела заживо. Ощутила то же, что переживаю я.

Ведь я не помню их в рядах Ордена. Они, блять, наверняка точно так же, как и большинство из нас, отсиживали свои задницы в сторонке. С ёбаным страхом на лице ждали, когда война хоть чем-то закончится, и свято надеялись своими недалёкими умишками, что их это не коснётся.

И получили то, что хотели. Потому что их форма была жёлтой, а не зелёной. Не их выбрали виновными во всех человеческих грехах.

А нас. Наших родителей.

Когда-нибудь они ответят за совершённое преступление. За чёртово бездействие незаконным казням. За бездействие на войне, в котором какого-то хрена обвинили нас. Ведь жизнь тот ещё бумеранг. И им прилетит, я в этом ни на секунду не сомневался. И если бы только мог, то даже поспособствовал бы скорейшей карме. И был бы справедлив в своём решении.

Губы растянулись в лёгкой ухмылке. Злость отрезвляла меня. Напоминала о том, что действительно важно. О том, что пора подниматься на ноги, освободиться от утягивающих на дно пут боли и начинать новую жизнь. Несмотря ни на что.

И первым делом нужно спасти Грейнджер. Забыть и вычеркнуть наркотики из наших судеб. Отпустить грехи и зашагать дальше. Доказать всем, что они неправы. Что они грёбаные убийцы, а не вершители правосудия.

Мы ещё поднимем бокалы с Драко в какое-нибудь следующее Рождество и с улыбками на лицах вспомним, как выбрались из всего этого. Посмотрим на наши прекрасные жизни и будем искренне наслаждаться праздником.

В память услужливо скользнула наша с Малфоем маленькая «традиция». Когда мы поздравляли друг друга с Рождеством, то никогда не обменивались подарками. Но зато всегда загадывали желание, клявшись, что передадим послание Санте.

Всё это началось ещё до школы, когда Малфой решил похвастаться, что якобы лично знаком с рождественским дедом. Я же не постеснялся соврать, что Санта вообще-то чуть ли не мой лучший друг. Так мы и договорились, затеяли небольшой спор. Обменялись желаниями о подарках, и тот, кто смог бы его исполнить, победил бы.

В тот год мы оба получили то, что хотели. Малфой — метлу, а я — рояль прямо посреди гостиной в нашем доме. К слову, я так и не научился на нём играть… Но это не отменяло того факта, что наш спор не разрешился.

Так «традиция» и затянулась на десяток лет. И каждое Рождество с наших уст слетала фраза «С рождеством, друг», а после следовало желание, которое мы должны были передать Санте. Сначала это были игрушки, мётлы, какие-нибудь редкие книги. Потом девчонки… И так до шестого курса, пока Малфой не загадал смерть Волдеморта. На седьмом — смерти всех Пожирателей, чтобы больше никогда ноги их не было в его поместье, чёрт побери.

И всё исполнилось. Всё, блять.

Судьба явно решила посмеяться над нами и осуществить то, о чём мы станем жалеть.

Интересно, что бы Драко загадал в этом году?

Вряд ли осмелится это сделать, после такой-то промашки. Но всё же…

Что бы он загадал?

Я почувствовал себя лучше. От воспоминаний о детстве даже руки перестали цепляться за пиджак и ровно опустились. Но опустились не обречённо и не понуро. Не сдаваясь. Напротив, я был готов встретить ту самую финишную черту, перешагнуть через неё и будь что будет. Никто больше не посмеет решать за меня. Я сам обязан выстроить свою жизнь.

Бросив взгляд на толпу у дверей в Большой зал, я приметил ослепительно красивую блондинку в ярко-алом платье. Она уверенно шла вперёд, лавируя между оживлёнными группками людей. Разрез на её длинном платье оголял бедро, ткань колыхалась в такт с её лёгкими шагами, и я всегда буду поражаться тому, как можно так грациозно ходить на ахренительно высоченных каблуках. Как вообще в них можно ходить?..

Но Дафне, казалось, всё нипочём. Уголки её губ приподнялись, стоило ей заметить меня, и внутри тут же расползлись приятно согревающие волны. У меня не было ни единого шанса, чтобы не ответить ей взаимностью. Но улыбка наверняка вышла идиотской, потому что на лице тут же отразилось, как сильно